С потерей сил сужается и окружающий мир, порой он ограничивается порогом собственного дома. Все, что за его пределами, постепенно становится опасным, а главное, чужим и непривычным, поскольку именно там происходят стремительные перемены. Дом старого человека — это поистине его крепость, в которой он все еще чувствует себя сильным и защищенным, и именно поэтому так неохотно пожилые люди идут на всякое обновление своего жилища, а переезд и вовсе кажется им крушением всей жизни. Окружающий мир не просто сужается, он еще и стремительно пустеет. Все те, с кем была прожита жизнь, — близкие, одноклассники, друзья и даже враги, — один за другим уходят, и стариков неизбежно настигает чувство одиночества…”
Это, пожалуй, самый “собеседнический” текст в более чем объемном номере.
Елена Фанайлова. Лесной царь. Стихи. — “Знамя”, 2006, № 2.
В редакционной сноске: “Редакция сочла целесообразным представить рискованную лексику авторского текста в более нейтральном варианте”. Более нейтральный вариант — это когда одну букву в матерном слове заменяют точкой. По-моему, появляется какая-то дополнительная дурная двусмысленность и лучше никому не становится: ни автору этих жестких текстов, ни журналу, ни тем, ради кого эту точку ставят.
Впрочем, это не моя чашка чая: на анкетный вопрос, как я отношусь к сквернословию в стихах, — поставил бы прочерк, и все.
Олег Хлебников. Памятник. Поэма с героем. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Как часто у О. Х. — болевая (но и сатирически-игровая) вещь. Помню, как он ее написал, лет десять тому назад, как “лениво” зашифрованные имена в ней вроде “красавца Левы Франкенштейна” или “Бахыта Компотова” вызвали у меня то, что принято называть “сложными чувствами”. Как привлекал трогательный образ героя (“…пора вернуть родную лиру, / конечно, — Хлебникову. Только / теперь отнюдь не Велимиру...”), редкая самоирония с горчинкой.
И тогда и сейчас я думаю, что это один из самых откровенных автопортретов не только Хлебникова, точнее, его alter ego, коему и посвящено, — но и важный приговор-оправдание какой-то особой части его поколения, состоящей из одиночек, одетых в — извините за “военный” образ — невидимые такие гимнастерки. Стиснутые зубы. Беспощадная надежда.
В этом же номере “Континента” — большая статья Станислава Рассадина об Олеге Хлебникове (“Легко ли быть?.. или Интеллигент-почвенник”).
Ольга Чернорицкая. Энтропия NET. (Публицистика в Сети). — “Вопросы литературы”, 2006, № 1.
“Независимо от того, положительное или отрицательное это явление для общества, Сеть может быть рассмотрена и как вещь в себе, некое искусство для искусства, претендующее на космогонию.
Попытка в любой загогулине видеть космогонию неоднократно высмеивалась у исследователей древних цивилизаций. Один из самых любопытных сюжетов был у Мелвилла: дикарю изрисовали все его тело загадочной татуировкой. Жрец сказал, что здесь вся религия, философия, вся мудрость мира и что эти письмена продиктованы богами. Дикарь ходил с этой татуировкой, не умея прочесть ни слова. Когда он собрался умирать, то на крышку своего гроба перенес все эти рисунки, надеясь, что кто-нибудь да прочтет.
Сетевая литература — это такой вот изрисованный дикарь. Впрочем, она ведь действительно дикарь, не осознающий, в чем его смысл, предназначение, что на нем такое нарисовано. Кто бы ни взялся ее читать — ничего прочесть не сможет. Расшифровать и осмыслить все эти тексты никому не по силам. Мы можем только рассматривать все эти узоры на коже дикаря. Господь (жрец), возможно, посмеялся над людьми и ничего не вложил в эти рисунки. А может быть, он и правда здесь что-то такое зашифровал. Но он избрал крайне скверный пергамент: мало того, что здесь работают модераторы, которые все портят, вырезая зачастую важнейшие куски текста, но еще и сам по себе дикарь — существо, вызывающее мало симпатии. Нужно преодолеть отвращение, чтобы начать его разглядывать. Герой Мелвилла разглядывал этого дикаря по необходимости — с величайшим страхом и отвращением: ему нужно было провести с ним ночь в одной постели — больше переночевать было негде. Так иногда и критики какие-то заглядывают в Сеть — ну негде пока перекантоваться, — разглядывают письмена и не находят в них смысла.
Читать дальше
