Составитель Андрей Василевский.
“Отечественные записки”, “Новое литературное обозрение”,
“Вопросы литературы”, “Знамя”
Жанна Голенко. Здравствуй, племя младое… знакомое? — “Вопросы литературы”, 2006, № 1 .
О “молодой прозе”, “двадцатилетних-тридцатилетних”. Пристально рассмотрены: Шаргунов, Лухминский, Пелевин и другие. Cделана попытка предложить cловарь литературно-стилевых архетипов: первый — “Протестующий индивидуалист”; второй — “Ощущение непрочности мира”; третий — “Взаимосвязь и единство искусств. Жанровый синтез” и четвертый — “Романтизм” (протестный главным образом).
Таковы наши “новые реалисты”.
“…Лишь попросишь обозначить дифференциальные признаки этого модного „явления”, то дальше общих слов — „авторское начало”, „эсхатологизм”, „авторская позиция” — дело не идет. Хотя, и это всем хорошо известно, такие понятия, как метод, направление и тем более тип творчества, требуют и слов поконкретнее, и идею „длинную” (А. Блок, К. Чуковский), и гносеологии побольше. А не того, что легко встретить в каждой второй словарной статье литературной энциклопедии.
Реализм вечен. Он не старый и не юный. В зависимости от контекста жизни он или выходит на передний план, или отходит в тень. Да, он не застывшая лава и может впитать в себя реплики текущего дня, но никак не становясь при этом чем-то усредненным, чем-то вроде отговорки: „ новый реализм — это реализм, вобравший в себя отдельные черты постмодернизма: игровое начало, синтетичность, иронию, амбивалентность”. Не проще ли назвать подобное одной из стилевых разновидностей современного романтизма, оставив сам реализм в покое. Его час в полной мере еще не пришел.
Однако оформляется идея поколения не только по законам жанра и стиля, а в первую очередь по законам общего духовного начала. И над последним новым российским писателям еще предстоит думать”.
Александр Зорин. “Во дни печальные Великого поста…”. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Это что-то вроде воспоминаний-дневника по следам недавнего путешествия в гости к священнику отцу Василию, неподалеку от Перми. В доме батюшки устроен детский приют, а Зорин привез книги для его обитателей. А заодно и для местной колонии, и для школы.
Такой взгляд — доброжелательно-терпеливый и одновременно трезвый — на приходскую сельскую жизнь нечасто встретишь. К тому же записки Александра Ивановича очень хорошо написаны. Но об этом специально не думаешь, читая. Он как будто следует в них реплике из “Былого и дум”: “Я, впрочем, вовсе не бегу отступлений и эпизодов, — так идет всякий разговор, так идет самая жизнь”.
“…Одна боголюбивая прихожанка наутро после Пасхальной ночи метет каменные ступеньки и поет:
— „Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…”
Из соседнего дома выходит учитель математики и, направляясь мимо церкви в школу, говорит:
— Мария Лукинична, ты какие-то буржуазные песни поешь.
А она:
— Пошел ты на … — и не разгибаясь в том же пасхальном мажоре, — „…и сущим во гробех живот даровав!””
Или вот, например, рассказик отца Василия:
“В армии служил во Львове, в десантных войсках. Не боялся заходить в храмы. Бывал и в костеле. Старая полька, показывая на Распятие, говорила: „Це пан Езус. Его распяли за то, что он принял католическую веру”.
Захаживал солдатик и к старообрядцам. Там его тоже вразумляли. „Видишь, преподобный Сергий на иконе с лестовками, кожаными четками, — значит, наш, старообрядец. А Серафим преподобный — с деревянными. Этот ваш, православный”.
Лет пять назад о. Василий снова оказался во Львове. Идет поздним вечером по улице, навстречу молодая компания. Поравнявшись с ним, кричат: „Слава свободной Украине!” — и ждут, что ответит этот бородатый… Священник подумал: „национальное гонорство я славить не буду”. И ответил: „Богу Святому во веки слава”. Грозные патриоты нехотя посторонились и пошли своей дорогой.
— А ответь я им просто по-человечески — „здравствуйте” или „добрый вечер”, — отмолотили бы, как котлету”.
Здесь еще замечательные портреты детей. Хорошо бы эти записки издать книгой.
Анатолий Кобенков. Бродя по временам… Стихи. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Читать дальше
