См. здесь же: Александра Созонова, “Суицид в молодежной среде как феномен субкультуры, или Темная мода”.
“Сможет ли неверующий увидеть Троицу?” Беседовал Петр Дейниченко. — “Книжное обозрение”, 2006, № 5 .
Говорит переводчик трудов Флоренского на венгерский язык, атташе по культуре Посольства Венгрии в России Илона Киш: “Роман „Мастер и Маргарита” вышел в начале 1970-х. Книгу сразу перевели на венгерский, и Булгаков сразу стал культовым писателем в Венгрии. Я заинтересовалась биографией Булгакова. В каком-то комментарии в связи с ней мелькнуло имя Павла Флоренского — там упоминалась его работа „Мнимости в геометрии”. А там, естественно, всплыли и Соловки — то самое место, куда Иванушка хочет послать Иммануила Канта. Кстати, никаких Соловков в венгерском переводе не было, там говорилось — послать в дурдом. Я начала искать, что такое „Соловки”, — ведь у нас даже упоминать нельзя было об этом, даже в переводе. И я стала искать подробности, наткнулась на Флоренского — и у меня возник острый интерес к жизни этого человека”.
Счастье — это потрясающий мир. Беседу вела Екатерина Данилова. — “Огонек”, 2006, № 8, февраль.
Говорит Светлана Алексиевич: “Флобер говорил о себе: „Я — человек-перо”. А я — человек-ухо. Мое ухо всегда возле окна, слушает улицу”.
Александр Тарасов. Болото балагана. — “Индекс/Досье на цензуру”, 2006, № 23.
“Но эволюция анархо-„зеленых” еще уродливее. Взяв за образец западные „фронты за освобождение животных”, самые „продвинутые” и „крутые” наши анархо-экологисты взяли моду нападать по ночам на виварии биофака МГУ или мединститутов и „освобождать” оттуда „заключенных” животных — крыс и лягушек (однажды с биофака МГУ „освободили” целую кучу лечившихся там раненых животных). Дело даже не в том, что лабораторные крысы в „дикой природе” неизбежно погибнут (будут истреблены более крупными конкурентами — пасюками, съедены хищниками, умрут от незнакомых им инфекций), а в том, что этими действиями наши анархо-„зеленые” демонстрируют степень своей умственной деградации, степень воинствующего реакционного антисциентизма: медицина не умеет пока лечить людей, не используя в качестве объекта экспериментов животных (лягушек, крыс, кроликов, собак и т. п.). Запретите „вивисекторам” эксперименты на животных, и медики вынуждены будут экспериментировать на живых людях. В условиях капитализма это значит: на заключенных, на бедняках, на безработных, на беззащитных (на психически больных, на содержащихся в интернатах хрониках, на детях из детских домов, на алкоголиках и наркоманах, на стариках из домов престарелых). Это, кстати, дешевле, чем эксперименты на животных. Наши анархо-экологисты подталкивают научно-медицинский комплекс страны именно в этом направлении. Поневоле заподозришь, что их финансируют фармацевтические корпорации”.
Михаил Тарковский. Встречи с Астафьевым. — “Подъем”, 2006, № 1.
“На вид он оказался старше, чем я представлял, чем знал по фотографиям и телевизионным передачам. И как-то крепче, шире, ниже…”
Виктор Топоров. Девять кругов. После Бродского. — “Взгляд”, 2006, 3 февраля .
“<���…> читатель стихов Бродского совершенно не обязательно интересуется поэзией как таковой. Читателей поэзии сегодня нет: есть читатели поэтической классики и нехотя читающие друг друга стихотворцы и как бы стихотворцы, имя которым по-прежнему легион. Бродский интересен читателям классики — и читают его как классика, как последнего классика, и, может быть, вообще как последнего поэта”.
Виктор Топоров. Данилкин. Царь зверей. — “Взгляд”, 2006, 18 февраля .
“Замыслив рецензируемую книгу [„Парфянская стрела”], [Лев] Данилкин взял на себя труд преобразовать печатавшиеся в течение года в „Афише” статьи и рецензии в своего рода роман о новейшей русской литературе (благо качество его критических текстов, сама их материя это позволяют), вписав в него сюжет — не традиционную премиально-скандальную фабулу (хотя и ее тоже), но всеобщее, как представляется автору, ностальгическое обращение к истокам — советским, имперским и, как еще совсем недавно считалось в хороших домах Филадельфии, однозначно мерзким. Критический роман Данилкина дышит оптимизмом, — для чего ему, правда, пришлось кое-что преувеличить, кое-чего не заметить и кое-где передернуть, но даже с этими оговорками обладает высшей — художественной — убедительностью”.
Читать дальше
