Превратившись к своим пятидесяти годам, так сказать, в литературного агностика, я думаю, что любая добросовестная концепция/интерпретация стоит любой другой, и поэтому не собираюсь в рамках книжной полки ни полемизировать, ни солидаризоваться с исследовательскими позициями А. Скворцова. Допускаю даже, что на страницах “Нового мира” еще появится подробный разбор этой монографии, сделанный более квалифицированным автором, чем я. Отмечу только два момента. “В поле исследователя не вошло творчество поэтов, пришедших в литературу или внятно заявивших о себе с середины 1990-х годов: А. Тимофеевского, В. Павловой, М. Амелина, Г. Данского, А. Полякова, Б. Рыжего, С. Янышева, Г. Шульпякова, Д. Воденникова и др. Думается, об их вкладе в литературный процесс судить еще несколько преждевременно”. Вот эта последняя фраза явно лишняя. Если бы исследователь просто написал, что в формате данной монографии нельзя объять необъятное (а именно такой является современная русская поэзия, переживающая, на мой взгляд, полосу расцвета), то и вопросов бы не было. Но избранная автором мотивировка не убеждает, ведь в своей работе он анализирует вовсе не вклад избранных авторов в литературный процесс, а особенности их поэтики. В этом смысле Вера Павлова, Максим Амелин или Дмитрий Воденников представляют собой вполне сложившиеся и яркие индивидуальности, и их творчество имеет прямое отношение к заявленной в названии монографии теме. Удивляет также эпиграф к монографии: “Страсть к игре есть самая сильная из страстей” (А. С. Пушкин). Как известно, это запись в дневнике А. Н. Вульфа от 8 декабря 1836 года: “Пушкин справедливо говорил мне однажды, что страсть к игре есть самая сильная из страстей”. Речь тут, очевидно, идет об азартных играх, о картах, об игре на деньги, что никакого отношения к предмету исследования не имеет. (Зато, набрав в поисковой системе Яндекс эту пушкинскую фразу, я обнаружил, что она часто используется в рекламе игорного бизнеса или в статьях об оном).
Владимир Бондаренко. Последние поэты империи. Очерки литературных судеб. Комментарии Л. С. Калюжной. М., “Молодая гвардия”, 2005, 667 стр. (“Библиотека мемуаров. Близкое прошлое”. Вып. 14).
Он труженик. Пишет очень много (для меня это загадка). Любит русскую литературу (что для литературного критика, к сожалению, не само собой разумеется), причем в разных ее проявлениях. “Моя беда в том, что я ценю талантливых людей, каких бы взглядов они ни придерживались, исключая явно русофобские, враждебные не мне, а моей Родине, моему народу, русской национальной культуре” (Владимир Бондаренко, “Очевидец ХХ века. Автопоздравление, автоманифест и автобиография к юбилею” — “НГ Ex libris”, 2005, № 6, 16 февраля).
Да, литературные пристрастия этого критика (“литературного кота Леопольда”, по выражению Юлии Рахаевой) шире его известной политической позиции публициста. Николай Тряпкин. Владимир Соколов. Алексей Прасолов. Глеб Горбовский. Станислав Куняев. Анатолий Передреев. Николай Рубцов. Тимур Зульфикаров. Белла Ахмадулина. Юнна Мориц. Ольга Фокина. Геннадий Шпаликов. Владимир Высоцкий. Олег Чухонцев. Борис Примеров. Игорь Шкляревский. Татьяна Глушкова. Иосиф Бродский. Юрий Кузнецов. Эдуард Лимонов. Леонид Губанов. Игорь Тальков. Борис Рыжий. Но поскольку он по природе/натуре своей есть критик-публицист, то ему как-то приходится примирять и объяснять, то есть давать очередному сборнику статей какую-то концептуальную подкладку. Любопытно, что именно такая “подкладка” вызвала, например, потоки сарказма у Никиты Елисеева, комментировавшего некогда в “Новом мире” (2001, № 5) сборник Бондаренко “Время Красного Быка”: “Это всегда привлекает. Со времени Розанова Василия Васильевича это — привлекает. Разбить все яйца, левые, правые, монархические, большевистские, истинно народные, подлинно аристократические — чтобы яичница зашкворчала”.
Среди ключевых понятий рецензируемой книги обнаруживается не только Империя, вынесенная в название, но еще и — миф . И это не только мифология Империи, но и мифология поэтических имен и судеб. (Я, кстати, попробовал сосчитать, сколько раз встречается “миф” в статье о Шпаликове, сбился.) По мнению Валентина Курбатова (“Литературная Россия”, 2005, № 49), этот том — “может быть, лучший автопортрет (курсив мой. — А. В .) прекрасного критика с любящим, стареющим, благодарным, усталым, доверчивым сердцем”. Про сердце Бондаренко я говорить не буду. Но вот центральная, на мой взгляд, статья о русском патриоте Иосифе Бродском — это квинтэссенция бондаренковского мифотворчества (при этом страницы о ксенофобии, антиисламизме Бродского, о его предотъездном письме Брежневу очень интересны). Ну да — “творец собственных культурологических мифов”, как охарактеризовал Бондаренко Николай Переяслов. Этим и интересен. Возможно, критик без собственной литературной мифологии — и не вполне критик (как я, например).
Читать дальше
