…А на задней странице обложки — портрет Василины Орловой, сделанный фотографом-любителем (=составителем настоящей “Книжной полки”). Что называется, не могу молчать.
Ян Шенкман. Книга учета жизни. СПб., “Красный матрос”, 2005, 100 стр.
Как указано, это семьдесят вторая книга оригинального питерского издательства “Красный матрос”. “Книгой в прямом смысле слова это вряд ли можно назвать, — предуведомляет нас Ян Шенкман. — Получился скорее коллаж из подслушанных и придуманных разговоров, статей, рассказов, доносов, диалогов и реплик. Кто-то сказал, что в наше время невозможно писать романы…” Романы в наши дни писать можно и нужно. Только читать их бывает трудно и тошно. А Шенкмана — легко и грустно. Правда, чтобы оценить его коллаж, надо быть “в контексте” (даже не литературы, а литературного быта), это истории “для своих” (впрочем, и тираж — 500 экз.). Особенно — о поэте Евгении Лесине. Но и о Дмитрии Быкове тоже.
“Быков вспоминает о том, как в конце 80-х его стихи отвергли в журнале „Октябрь”. Жалуется на консерватизм главного редактора и вообще засилье цензуры. А потом уточняет: „Дело было не в стихах. То есть не в их качестве. Просто ‘Октябрь‘ не устраивала моя общественная позиция”.
— А какая, — спрашиваю, — была у тебя позиция?
Быков задумался на минуту. А потом говорит:
— Позиций у меня было несколько...
И начал перечислять”.
А вот уже неоднократно цитированный рецензентами отрывок:
“Поздно ночью я покупал презервативы в занесенном снегом киоске. На стук в окошко открыла поблекшая женщина лет сорока пяти.
— Презервативы? — спросила она и внезапно заплакала.
По-моему, это готовый трагический роман. Бездна скрытой патетики”.
Последние — объясняющие — фразы, на мой вкус, излишни. И так понятно. К тому же, если понимать под романом определенный литературный жанр (“большую форму”), то, конечно, не роман, а — рассказ. Многие записи в “Книге учета жизни” — это свернутые рассказы, которые можно было бы развернуть до более привычного объема, но не нужно.
“В редакции „Бурды” идет верстка статьи. Куратор, средних лет немка, высказывает свои пожелания:
— Сделайте поярче, сделайте повеселее. А то так мрачно все, что напоминает Чечню.
Верстальщик оборачивается к ней и спрашивает вполголоса:
— А Сталинград вам это не напоминает?”
Борис Херсонский. Нарисуй человечка. Стихи. Одесса, “Печатный дом”, 2005, 104 стр.
Полезай-ка в мешок, и я тебя отнесу
туда, где палач с наганом идет к гаражу,
где человек говорит, словно тварь в лесу:
“Не убивай меня, я службу тебе сослужу!”
............................................
Борис Херсонский — врач в третьем поколении, психиатр с четвертьвековым стажем, автор нескольких поэтических книг: “Восьмая доля” (1993), “Вне ограды” (1996), “Post Printum” (1998), “Там и тогда” (2000), “Свиток” (2002) и др. Я довольно долго не подозревал о существовании Бориса Херсонского, но теперь, благодаря любезности Марии Галиной, эта лакуна в моих представлениях о современной поэзии заполнена (поскольку изданная в Одессе книга малодоступна, отсылаю желающих к подборке “Вдоль белых стен” в журнале “Арион”, 2005, № 4 ).
Не понимаю, как это мы
остались среди зимы.
Среди покосившихся старых домов,
среди поврежденных умов.
.....................................
Сидим с врагами за общим столом.
И им, и нам — поделом.
Смеемся, пока ледяной узор
не покроет наш общий позор.
Даже невольно вспоминая о Георгии Иванове, Мандельштаме (список можно продолжить), все равно — сильно. На мой личный вкус — сильно. Но дело не в этом, я процитировал как раз не самое типичное стихотворение книги. Стихи Бориса Херсонского не просто безысходно мрачны (на это есть своя поэтическая традиция), основной корпус книги озадачил меня своим депрессивным реализмом — без ожидаемого лирического “катарсиса”. И это первоначальное впечатление получило подтверждение в обнаруженной мной задним числом рецензии Аркадия Штыпеля (“Новое литературное обозрение”, 2004, № 70) на другую книгу Херсонского, “Семейный архив” (Одесса, “Друк”, 2003). Цитирую: “Вероятно, в „нормальном” прозаическом романе говорилось бы: эти люди были такими-то и такими-то и вот что с ними случилось. В поэтическом повествовании Бориса Херсонского применена логика, обратная по отношению к логике „нормального” романа. Херсонский говорит примерно следующее: эти люди были, ибо они были такими-то, и с ними случилось то-то. <���…> Эту „почти прозу” нелегко встроить в какой-либо типологический ряд. <���…> Оксюморон „поэзия non-fiction ” — это один из возможных ответов на кризис традиционной поэтики”.
Читать дальше
