Что-то читать было немного неловко, до того наивным веяло от строк. Но в этой наивности угадывалась правда, которую затолкали настолько далеко, что уже неприлично о ней и вспоминать.
“...Я читал интересную книгу, но в середине вдруг взялось такое порно, стыдно стало за автора. Тотчас бросил читать, хотя любопытно было, что же там дальше с героями. Здесь, в армии, часто такие мысли проскальзывают через мозг. Удивительно, что сейчас и газеты практически все не обходятся без порнографии. Раньше я представлял современную литературу как более опытную, чем классическую, а оказалось, классика есть классика. Здесь у нас есть еще разные книги из современного русского писательства, которые я, улучив время, попытаюсь постигнуть. Стараюсь поменьше поспать, но побольше уделять времени чтению, раздобыл фонарик, читаю под одеялом. Думаю, что если буду потщательнее следить за собой и полагаться на Бога, он даст прилежание, терпение, волю, и тогда, может, я больше узнаю и сравняюсь с тобой”.
В конце письма солдат просил послушника выслать ему “Братьев Карамазовых” и “Подростка” — “Как я представил выше, с художественной литературой здесь скудно”. Еще просил учебник по древнегреческому. “Может показаться, что здесь у меня уйма времени — на самом деле научился выводить свободную минутку. Бывает, оставляют дежурным по роте, иногда в наряд заступаем через сутки”.
Заметки содержали и подробные пересказы сюжетов книг, которые попадались солдату, и сетования, что мало прочел на гражданке, и многочисленные разноречивые планы на будущее, и все то, без чего, вероятно, немыслима военная служба. Изложенные в повествовательном ключе, некоторые события затем вспоминались мне как живые, ясные, увиденные непосредственно. Срабатывал механизм, родственный тому, благодаря которому, проговорив как-то с итальянкой на обоюдно плохом английском до трех ночи, я вспоминала затем разговор так, как если бы он велся по-русски. Особенность восприятия, воображения, памяти...
Мы встретились за “круглым столом”, организованным крупной газетой. Дмитрий Наволоцкий, Алла-Беата (Альфа-Бета), Максимушкин, Сема Веников и даже барон-историк Огибалов с янтарным мундштуком. Не хватало только поддельной блондинки. Добропорядочные ребята переместились из полуподвальных клубов в респектабельные редакции. Конечно, они уже больше не заикались о вечной зиме и астральном холоде. По крайней мере не говорили вслух.
Мы разместились в креслах, и редактор, надсаживаясь, навалясь на столешницу, медленно, чеканно заговорил:
— Нам пора постепенно расширять круг влияния, сферу интересов, тем и проблем. Для этого мы вас и пригласили. Мы готовы дать вам карт-бланш, если вы, конечно, сумеете им распорядиться.
Беата, заштукатуренная чуть меньше, чем обычно, в безразмерном свитере, против памятного по прежним годам обыкновения, но все же с обширным декольте, значительно покрупневшая, сказала:
— По-моему, все строится на взаимопонимании. И общении. Куда ни придешь, там все те же: Веников, Наволоцкий... Максимушкин. — Она на секунду запнулась, произнося фамилию своего бывшего мужа. — Пора прямо сказать: мы все здесь, по сути дела, избранные...
Кто-то дернулся на другом конце стола, но она не собиралась брать паузу.
— И мы должны обращать большее внимание друг на друга. Следить за дискурсом друг друга. Например, я была бы рада, если бы ты написала рецензию на мою книжку.
— Кто — я? — изумилась я.
— Ну да.
— Да я не пишу рецензий.
— Пишешь. Я видела.
После “круглого стола” мы сели за квадратный — спустились в бар и там, в сигаретном дыму, оккупировали место, растолкав плотно сидящих.
— Я открыла собственное дело! — Беата затянулась и через ноздри выпустила дым.
— И что за дело?
— Лечу людей. — И она привычно перечислила: — Порча, сглаз, отворот-приворот, предсказание будущего, коррекция судьбы, снятие депрессии, избавление от наркозависимости, прерывание нежелательной беременности, все дела.
— И кто же ты теперь? Какая-нибудь матушка Алла?
— Почему это?.. Волшебница Беата.
— Слушай, спасибо тебе! Ты мне так помогла! — вдруг вступил Наволоцкий.
— Чем же?
— Ну помнишь? Ты как-то назвала меня великим поэтом. Я как раз тогда пребывал в депрессии. Но после вечера пришел домой — и словно новая волна энергии накрыла. В один присест накатал дюжину стихотворений. Три из них я даже включил в недавнюю подборку. Должна скоро выйти. В “Волшебном фонаре”.
Читать дальше
