Дорис Лессинг - Маара и Данн

Так брат с сестрой чуть не оставили в скальной лачуге золото, способное множество раз спасти им жизнь.

Из-за этого краткого спора они забыли о кое-чем весьма важном. Спички забыли. И соль. Автоматически Маара прихватила свою острую палку-ковырялку, которой откапывала желтые корни. Мысли их были посвящены главному: воде.

«У нас есть вода», — думали оба, двинувшись к дверям, держа между собою палку, на которую навесили мешки.

Они застыли в дверях, глядя на зарево над холмами. Виднелись языки пламени, вверх рвались клубы сизого и черного дыма. Ветер подгонял огонь в сторону деревни. Пока они смотрели, вспыхнуло дерево на вершине ближайшего холма, с него посыпались снопы искр.

— Если ветер не изменится, через час дойдет досюда, — сказал Данн.

— Дома-то каменные.

— А крыши соломенные.

«Что ж, — подумала Маара. — Покойнику все равно. И я решила для себя, что мне все равно, что произойдет с покойником. Если каждый раз по покойнику печалиться, то некогда и жить-то будет».

Но слезы все равно вскипали в глазах.

Данн покосился на сестру, сказал тихо, жалеючи:

— Надо идти, ничего не поделаешь. Иначе мы тоже поджаримся.

Действительно, пламя, почти невидимое в ярком солнечном свете, быстро поедало траву, приближаясь к домам.

Они быстро зашагали прочь, перешли на бег, и Маара порадовалась, что может держаться за палку. Данн подтягивал ее за собой. Они оставили позади дома, вскарабкались на первый гребень, миновали полупустые ямы малого русла, усеянные массами живых и дохлых скорпионов, мух, жуков, пауков; поднялись на второй гребень, спустились к реке, вернее, к тому, что от нее осталось: к череде ям с мокрой грязью между ними.

Данн опустил свой бидон, Маара последовала его примеру. Нырнув в яму, он изловил и убил двух крупных лягушек, снял с них шкурки, ловко орудуя ножом. И сунул в руку Мааре розовое лягушечье мясо. Она не помнила, чтобы когда-нибудь в жизни своей брала в рот мясо, Данн спокойно и быстро засовывал в рот куски и энергично жевал, а к горлу Маары подкатывал комок отвращения.

— Ешь! — приказал Данн и добавил мрачно: — Не то сдохнешь.

Она послушно засунула мясо в рот, заставила себя двигать челюстями. Жевала, преодолевая боль: зубы расшатались от истощения. Но Маара жевала, глотала, и ее не вырвало. После еды впервые за… она уже не помнила, за какой промежуток времени… ей потребовалось опорожнить кишечник. Она отошла в сторонку, присела в траве — и из нее хлынуло! В прошлый раз наземь сыпались шарики, вроде помета Мишки или Мишкиты, только маленькие. А сейчас… она теряла воду. Так начиналась болезнь, вызванная засухой.

— Я, кажется, заболела! — крикнула она, не вставая.

— Нет, ты просто отвыкла от воды! — крикнул брат в ответ. Он заставил ее напиться из ямы, напился сам. Они уселись на берегу, опустив ноги в воду, отмокая, отдыхая. Маара запустила обе руки в волосы: как они ей мешали! Девушка знала, что мыть голову бесполезно, ничем не размоешь эти сальные комки. Данн молча наблюдал за ее гримасой, потом вынул нож.

— Наклонись!

«Убьет!» — испугалась она и ощутила прикосновение лезвия к затылку. Лезвие скребло кожу черепа, и наземь падали грязные клочья. Маара замерла, боясь порезов, но Данн и здесь проявил завидное умение и ни разу даже не царапнул ее скальп.

— Глянь! — услышала она, наклонилась над водой и увидела свою блестящую, голую, как орех, голову.

Маара прослезилась:

— Спасибо, спасибо…

— Ха! Спасибо… — осклабился брат. Очевидно, изъявления благодарности не были характерны для его образа жизни.

Не без оснований полагая, что походит на скелет, а ее безволосая голова напоминает череп, Маара снова принялась пить, чтобы чем-то наполнить свое тело, заставить его увеличить объем.

— Пожалуй, пора нам двигаться, — сказал Данн.

Небо над деревней почернело от дыма, хлопья сажи долетали до них и оседали на воду.

«Двигаться… Я не в состоянии двигаться, — думала Маара. Бег по пересеченной местности изнурил ее до предела. — Но ведь он оставит меня здесь и уйдет, если я не смогу двигаться. Данн ведь ушел с теми двоими, не подумав ни обо мне, ни о Дэйме».

— Что случилось с теми двоими, с которыми ты ушел?

Данн нахмурился.

— Не знаю. — Он как-то сжался, съежился, чуть ли не задрожал, напоминая маленького Данна, который, трепеща всем телом, прижимался к сестренке в поисках защиты. — Они меня били… Они… — Нет, он не всхлипнул, но в голосе его сквозили плаксивые интонации.