Марта Кетро - Осенний полет таксы

Дважды в год я трачу некоторые деньги на косметолога, врача, психолога и парикмахера. Косметолог подтверждает, что я хороша собой, врач – что здорова, психолог – что нормальна, а парикмахер просто завивает мне волосы. На днях, например, был визит к косметологу, напомнивший свидание с давним любовником: у обоих слишком мало времени друг для друга, оба осознают, что сорока минут и затраченных усилий слишком мало, чтобы добиться существенного результата, и выходишь потом, а прядь возле уха слиплась от белой дряни. Но галочка в графе «отношения» «лицо» поставлена.

Тело, будто большая кукла в коробке: изредка разворачиваю шелковую бумагу, достаю, освежаю, убираю обратно. Какое-то время тело пользовалось мной, потом я им, а сейчас, кажется, я к нему непричастна.

Я честно пытаюсь. Раз в год сбрасываю процентов десять веса, например, просто чтобы напомнить, что я этому хозяйка. Сейчас потеря шести килограммов сделала меня уязвимой. Кажется, в них была моя уверенность, моя взрослость или вовсе рассудок, потому что оставшиеся сорок пять потеряли всякую защиту. Хочется приходить и сидеть около людей, которые способны разговаривать между собой, не обращая на меня внимания, лишь изредка протягивая руку к моей голове, чтобы погладить лёгкие тёплые волосы, которые завил парикмахер.

Два платья было со мной, ах, два платья, луна на ущербе. Нет, в самом деле, кроме Лорки, я иногда вижу, как девушки в тёмных комнатах танцуют со своими платьями. Левой рукой за правый рукав, правой – за левый, воротник на плечо, и шепчет «раз-два-три, раз-два-три», потому что кто ещё будет танцевать с нашими платьями и шептать им глупости, кто отведёт их в освещённые залы и тайные спальни, кто капнет им духи на манжеты и помнёт юбки.

В метро вчера сзади девушка вздохнула, и был в этом весь Бунин и часть Набокова, потому что вот лёгкое дыхание, вот моя горячая голая шея под лисьим воротником, которую в русской литературной традиции принято целовать прохладными губами, где-то на тёмной лестнице, без слов. А потом уже обстоятельней, встречаясь под фонарями, сдувать сначала завитки волос, но всё равно позже придётся деликатно снимать с языка меховые шерстинки.

Ах, как трудно любить тебя и не плакать, но у меня два новых платья (одно из них даже не чёрное! я молодец?). По случайности удалось вкрасться в тот сновидческий магазин для толстух – он был прежде в «Щуке», а потом, как игрушечная лавка с кукольным домиком, исчез. К тому же меня всегда оттуда гнали – у них одежда для крупных дам, и продавщицы соответствующие, и если рядом с обычной женщиной я выгляжу, как полчеловека, то с этими – как треть. Завидев меня, они шикали, как на курицу: «У нас не бывает вашего размера!» Но нигде, нигде больше так не кроят, и наконец-то мне магически повезло, хотя для этого сначала пришлось запутать дорожку волшебным клубком.

Один магазин отыскался на «Речном вокзале», и я поехала туда вечером, имея в активе название торгового центра и телефон секции. Обычно этого достаточно, но тут я полчаса бегала по этажам, дважды звонила, приставала к охране и уборщицам, однако все сговорились и давали мне ложные следы, гадкие самаритяне, и лгали в трубку, потому что, да, вижу «Элитные заколки» (что это, боженька? – а вот!), вижу павильон пятьдесят два, но где же мои райские кущи для полных нимф – нет! нет! И только малый дяденька в сером комбинезончике сжалился надо мной и сказал. Вы-то знали, как вам не знать, если вы все тут умеете по звёздам определять, какая баба дура, а какая нет, находить дорогу по «джипиэсу» и готовить восемь разных салатов из одной пачки крабовых палочек, а я, нет, не знала, что там рядышком два торговых центра, один называется «Речной», а другой – «У Речного».

Я, неопытный цветок, думала, что надо относиться к бизнесу с полнейшим безразличием, чтобы допустить такой нейминг-дубль, но ах, девушка, мало ли кораблей в гавани Малаги, никто больше не удивлялся.

И я всё-таки пришла туда перед закрытием, розовая от тревоги, и строгая женщина отказала мне троекратно по ритуалу, но волшебство, и она вдруг дрогнула и сошла с ума, и стала наряжать меня как свою куклу, притаскивала в примерочную платье за платьем. И я в ворохе тканей крутилась и казалась сироткой, это от бабеньки-покойницы осталось, ненадёванное почти, то тётенька, царствие ей небесное, к свадьбе справляла, да в девках померла.