Уолтер Керн - Мне бы в небо

Она снова нажимает большими пальцами. Больно — но, возможно, это к лучшему.

— Ты учишься двигаться скачками. Мысленными.

— Расслабься.

Я сижу на задней скамье часовни в аэропорту Рено — рейс задержали на сорок минут — с фруктовым йогуртом и свежим выпуском «ЮЭсЭй Тудэй», когда во второй раз, начиная с августа, меня охватывает ощущение, что назвали мое имя. То есть, я его не расслышал, но не сомневаюсь, что вызвали именно меня. Кому-то я нужен. Немедленно.

Я складываю газету, прячу ее в портфель и жду повторного объявления. Мало кто знает, что в большинстве аэропортов есть места для отправления культа — обычно они белые, с высокими потолками, очень чистые и звуконепроницаемые, настолько проникнутые духовностью, что даже атеисты порой ищут в них убежища. По большей части часовнями никто не пользуется, разве что в случае чрезвычайной ситуации — после крушения или когда внезапно начинается война. Они малы и довольно зловещи, но при этом там спокойно — часовни идеальны для того, чтобы сосредоточиться на бумажной работе. Если кто-нибудь приходит, чтобы помолиться или подумать, и застает меня (это случается редко), я склоняю голову и притворяюсь погруженным в глубокие размышления, тогда как на самом деле составляю отчет о расходах и пересматриваю расписание.

Голос был женский, я в этом уверен. Жестяной и официальный — почти механический. Я рассматриваю динамики на потолке и мысленно перебираю тех немногих людей, кто в курсе моего маршрута. Мой секретарь, временный сотрудник, который утверждает, что пишет диссертацию, хотя на самом деле он может быть кем угодно — сомневаюсь, что в КСУ проверили его биографию, когда нанимали. Мой шеф, Рон Буслер, который сейчас рыбачит в Центральной Америке вместе с бывшим исполнительным директором «Дженерал милз» и федеральным судьей штата Колорадо, которому он помог угнездиться в Верховном суде. И, разумеется, Алекс, которой не было в номере, когда я проснулся, лежа ничком на влажной подушке в ее постели.

Это «МифТек». Вот о чем я подумал в Биллингсе, три недели назад, когда случилось то же самое. Я только что заказал овсянку в закусочной аэропорта и был сонный и небритый после интенсивного двухдневного курса консультаций. У одного из участников случился нервный срыв — он вовсе не горел желанием вновь начинать активные поиски работы и бодро расспрашивать знакомых о вакансиях, одновременно твердя себе: «Я мотивирован, а вовсе не отчаялся!» Бурная паника часто предшествует просветлению, но бывший банкир вышел из комнаты багровым от сдерживаемого напряжения и разочарования и успел добраться до парковки, где и впал в кататонический ступор — он перестал владеть всеми частями тела, кроме рта, откуда время от времени вырывались хриплые стоны, распространяя запах желудочной кислоты и прочих флюидов. Я лишь к рассвету сумел успокоить этого типа, и глаза у меня настолько пересохли, что, когда я моргал, веки прилипали к глазным яблокам, — точь-в-точь как самоклеющиеся листки из блокнота прилипают к экрану компьютера. В такси, по пути в аэропорт, меня вырвало в пакет, куда я обычно складываю грязное белье и носки. А потом, за завтраком, прямо надо мной кто-то произнес мою фамилию. Я провел расследование, спросил у сотрудников аэропорта и у охраны. Ничего подобного. Я проверил голосовую почту и получил сообщение, урезанное и едва различимое, с кодом Небраски. Я набрал номер, ожидая услышать голос Люциуса Спека, который интересовался моей карьерой, — так мне сказал знакомый журналист из «Модерн менеджмент», который брал у него интервью для статьи. Но вместо этого я попал в какой-то круглосуточный магазин в Омахе, и продавщица заявила, что она только что пришла и что я звоню на платный телефон. Она ничем не смогла мне помочь. Всю дорогу в Денвер я терялся в догадках и убеждал себя, что ослышался. Опять-таки, Спек и «МифТек» предпочитают действовать тайно, они славятся тем, что негласно ведут охоту за головами. Звонок с какого-нибудь телефона-автомата вполне в их духе; они способны отследить меня в аэропорту, вдали от коллег, где никто нас не подслушает, — это тоже их тактика.

Не услышав своего имени, я выхожу из часовни и инстинктивно преклоняю колени в проходе, хотя в помещении абсолютно пусто и я даже не уверен, есть ли здесь алтарь. Когда я собираюсь пройти на посадку, мимо с бибиканьем проезжает электрическая тележка, из которой выбирается распухшая пожилая дама на металлических костылях и последней ковыляет в самолет. Дорожный агент стягивает резинкой пачку посадочных талонов и бросает взгляд в мою сторону.