Джек, широко улыбаясь, помахал отцу рукой, но в ответ Джо изобразил только гримасу. Джек вздохнул.
— Не знаю, что посоветовал бы тебе отец, но мой совет таков: надо покончить с этим делом, и немедленно . Скажи Мэрилин, что все кончено. Прояви твердость, чего бы это ни стоило, но заставь ее понять и принять это.
— А ребенок?
— Ребенок? Что с тобой? Господи, а я-то всегда считал, что “совокупляться до безумия” — это только слова . Ты что, собираешься открыто и гордо признать, что это твой ребенок? И готов бросить Этель?
— Ты прекрасно знаешь, что я не сделаю этого. — От душившего его гнева — а возможно, и от стыда — лицо Бобби превратилось в пунцовую маску.
— Тогда нечего стонать и рыдать по поводу ребенка Мэрилин. Скажи ей, чтобы сделала аборт. Скажи, что ребенок не от тебя. Говори что хочешь, лишь бы она заткнулась! Я ясно выражаюсь?
— Да.
— Тогда действуй. — Президент откинулся на спинку стула, подставляя лицо солнцу. Издалека доносились крики резвящихся детей и грохот волн, набегающих на берег. Казалось, Джек расслабился и отдыхает, но, когда он заговорил снова, его голос звучал резко и напряженно. — Я понимаю, это тяжело, — произнес он. — Уж я-то знаю! Ты ведь любил ее, не так ли? — Он выделил слово “любил”, давая понять, что не оговорился.
— Люблю.
Джек не обратил внимания на вызов, прозвучавший в ответе Бобби.
— Я тоже ее любил, — тихо продолжал он. — После разрыва ты будешь чувствовать себя отвратительно . Чувство вины будет мучительным, поверь мне.
Бобби кивнул. Шумная возня детей послышалась где-то совсем близко, и он, прикрывая рукой глаза от солнца, посмотрел в их сторону.
— Ну, это ничего, — сказал Джек. — Ты и должен чувствовать себя отвратительно. Так и надо, к тому же это очищает душу. Слушай, она потрясающая женщина, одна из лучших. Может, самая лучшая… Быть с ней — это все равно что лакомиться ореховым пломбиром с сиропом и фруктами. Ты заслужил такое угощение… Я бы даже сказал, это хорошо , что ты встретил ее после стольких лет супружеской повинности, если хочешь знать мое мнение. Но твое увлечение зашло слишком далеко, в этом все дело. Ты все делал правильно, но допустил две ошибки. Ты не понял, что она ненормальная, — это твоя первая ошибка. Вторая — ты влюбился в нее.
— Во мне живет непреодолимое желание бросить все — и всех — и быть только с ней, — проговорил Бобби с настойчивым упрямством, словно считал своим долгом произнести эти слова.
— Охотно верю. Но ты же этого не сделаешь. Возможно, ты никогда не избавишься от этого чувства. Да и я, может быть, тоже. Не исключено, что всю свою жизнь ты будешь просыпаться среди ночи и, глядя на спящую рядом с тобой Этель, думать: “Господи, ну почему у меня не хватило мужества на такой шаг?” Что ж, Бобби, не ты первый, не ты последний.
Издавая воинственные крики, словно дикие индейцы, к бассейну от берега стремительно неслись дети, размахивая на бегу ведерками, совками и надувными игрушками. Самые маленькие по-прежнему вели себя так, будто с дедом ничего не случилось, — очевидно, они не понимали, в каком он состоянии. При виде внуков Джо несколько оживал, но это было мучительное зрелище. Его лицо искажали чудовищные гримасы, и дети постарше старались не подходить к нему.
Джек поднялся на ноги.
— Мы живем в безжалостном мире, Бобби, — произнес он. — Помни, только это и имеет значение. Иначе ты проиграл. — Он схватил в охапку двух малышей и бросил их в бассейн. — Полный разрыв, — крикнул он через плечо. — Это самый лучший способ. И самый милосердный. — Он помедлил и, прежде чем нырнуть вслед за детьми, добавил: — Если это вообще имеет значение.
Ей казалось, что вся ее жизнь замерла на месте. Дни текли за днями, и она почти все время была занята, но эта занятость во многом была надуманной и фальшивой: сначала миссис Мюррей отвозила ее на прием к доктору Гринсону, потом ею занимался массажист, затем приходил ее пресс-агент; после обеда она садилась за телефон, пытаясь придумать, как провести вечер. И в такой вот однообразной суете проходил весь день.
Вечера тоже почти ничем не отличались один от другого. Ужинала она, как правило, в компании тех людей, с которыми встречалась в течение дня, — потчевала их заказанной в ресторане едой, или, бывало, они устраивали пикник на свежем воздухе. После ужина она отправлялась к себе в комнату, унося наверх стопку журналов и телефон, чтобы всю ночь звонить друзьям.
Читать дальше