Стол в кабинете Этторе Мальвецци, за которым сидели итальянские кардиналы, был завален газетами на самых разных языках.
Кардинал из Палермо читал вслух некоторые заголовки, пропуская наиболее льстивые и ехидные.
– «Конклав работает вхолостую. Никакого согласия на десятый день», «Намечается борьба между фракциями конклава, самая тяжелая за последние столетия», «Итальянцы дают бой»? С самого начала потеряли время. Семнадцатое голосование – все еще черный дым», «Черини сгорел на первом же голосовании», – смотри, что выделывают! – прокомментировал, акцентируя гласные, Рабуити. – «Поднимаются голоса восточных кардиналов, но кое-кто не исключает перевес кардиналов из французской курии? – слышишь, Жан, это о тебе? – и, переворачивая страницы «Le Monde», к экс-секретарю государства Его Святейшества: – Нет, вы только послушайте этих китайцев, даю перевод: «Сколько стоит Италии день конклава в Риме? Самозванные представители Бога нищеты и бездельнической любви, среди тысячи удобств с роскошными ежедневными покупками от итальянского государства, не имеют намерений возвращаться домой. Неплохо поступает наше правительство, отказывая в разрешении на выезд из страны китайцу, названному кардиналом Гонконга в Риме, для участия на этом совещании?» С Китаем никогда ничего нельзя привести в порядок… Хоть русские более сдержанны с их философской православной враждебностью: «Римские кардиналы только тратят попусту время, трудно предположить – что на самом деле происходит в этом центре власти…?» – это явно из эпохи Достоевского, который видел католиков в России именно такими.
– Даже если это и так, там, у них нас никогда не понимали. При дворе Петра Первого целую неделю посвятили пародированию римского Двора, выбирали папу, предаваясь кутежам с гоготом и кудахтаньем, – уточнил Никола Джистри, архиепископ из Флоренции, который хорошо знал русский язык и занимался переводами. Это он настоял на совете итальянцев в апартаментах Мальвецци и подозревал хозяина комнат в голосовании за самого себя – якобы для того, чтобы утяжелить ситуацию.
Мальвецци, напротив, не сопротивлялся, и принял наступившую паузу со вздохом облегчения. Зачем бороться, как, вероятно, поступил бы ливанский кардинал, вписавший его имя в бюллетень. Должно быть правду, продолжавшую его пугать, он преувеличивает. Тем более, в зыбкой атмосфере последнего голосования, когда была дана битва кардиналам Востока и Америки, будто возобновилась «холодная война». Однако существовал же этот единственный голос за него.
В последние ночи заснуть было трудно; спал всего каких-нибудь три-четыре часа. Все чувства обострились, и он внимательно прислушивался к тысячам шорохов в этом старом дворце, где только-только он начал понимать тайны и закрытую от внешнего мира обильную местную жизнь.
* * *
Несколькими ночами раннее никак не мог остаться в постели и оделся около полшестого, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить монсеньора Контарини в соседней комнате. Прошел в большой вестибюль на своем этаже; на своде – фрески Алессандро Мантовани, [38] Алессандро Мантовани – итальянский живописец XIX века.
которого во времена папы Льва XIII [39] Лев XIII (Винченцо Джоакино Рафаэле Луиджи Печи) (1810–1903) – нунций в Бельгии, епископ, кардинал, Папа Римский с 1878 г.; автор первой социальной энциклики «О новых вещах».
принимали за нового Рафаэля. Вдруг понял, что в эти часы почти никто не спит. Несколько раз он встречал прелатов и секретарей, все на бегу, чтобы ответить на несколько вызовов – кому-то из его коллег что-то надо было. И многие персональные секретари метались вверх-вниз по лестницам, ведущим в кухню, кто с коробками с медикаментами, кто с бутылками воды и стаканами, а кто и с тарелками с едой.
Да и врачи, которые следили за здоровьем преосвященных, постоянно и напряженно двигались всю ночь: то с аппаратом для измерения давления, то со шприцами в руках – кому-то срочно понадобилось сделать успокаивающий укол. И это хождение взад-вперед разного народа в середине ночи бесконечно расширялось и беспокоило, хотя понятна была грустная необходимость: возраст его товарищей увеличивался, к тому же было известно, что, по достижении восьмидесяти лет, кардинал тут же терял право на участие в конклаве.
В следующую ночь он пошел в другой вестибюль, чтобы поискать лоджию, открытую на двор Сан Домазо, и глотнуть свежего ночного воздуха. Проходя мимо одной из дверей, услышал крик кардинала из Сиднея, который можно было прекратить только уколами морфия. У него был рак, но он хотел участвовать в конклаве и уговорил своего врача не говорить никому о болезни. Одним кардинал был доволен: морфий ему давали со всей щедростью, на которую был способен ватиканский врач.
Читать дальше