Альфред Кох - Ящик водки. Том 1

Помимо прочего, это еще и хорошее оправдание собственной душевной (не физической) лени: чего мне о себе заботиться, если обо мне должны (!) позаботиться?

Еще один принцип (тоже инверсия) — никто никого не обязан любить. Тут уж самый прожженный прагматик закипает праведным гневом: как это нас никто не любит?

Ваш покорный слуга на собственной шкуре испытал почти физиологическое неприятие этого тезиса, когда осенью 1998 года в интервью заявил, что Россия никому не нужна, кроме ее самой. Что тут началось… Ну это уже из другой оперы.

Здесь же важна абсолютная, всеобщая уверенность, что мы всем интересны, нами втайне восхищаются и даже если в открытую ненавидят, то в глубине души жутко завидуют. Дальше идет довольно нудное, набившее оскомину еще со школьной скамьи, перечисление, чему завидуют: нашим просторам (отдельно — лесам, полям и рекам), нашей духовности, нашей великой истории, нашей культуре и т.д.

Сами мы этого ничего не ценим и не любим (зачастую, применительно к истории и культуре, и не знаем), но уверены, что другие, антиподы, должны знать и, что важно, любить. А главное, они должны, просто обязаны любить и хотеть нас — широкоплечих, голубоглазых шатенов, добрых (?) и щедрых(???)!. Это под сомнение не ставится. Это аксиома. Это стержень нашей ментальности [3]. Причем мы освобождены от необходимости платить той же монетой, как та красавица, за которой увиваются тысячи женихов и она просто физически не может ответить всем взаимностью, но капризничает, устраивает ухажерам испытания в любви, проявляет жуткий эгоизм. Это представление о всеобщей любви к нам сублимируется в странный тезис о неизбежности желания нас покорить. Уже стало банальностью говорить о том, что Россия — это женщина. Так вот ее, влажную, теплую, спросонья, все норовят обуздать, покорить, ею овладеть. Это не обсуждается. Факт.

К сожалению, ничем не могу порадовать. Нас не любят. Нас даже не ненавидят. Мы всем безразличны. Нас немного побаиваются, поскольку наслышаны о нашей вполне реальной непредсказуемости. А так нет, не любят.

И вообще: никто никого не обязан любить. Хочешь — люби, не хочешь — не люби. Не мешай любить другим. Не заставляй любить других.

— Вы любите Сартра?

— Нет, я не люблю Сартра.

— Как? Интеллигентный человек должен любить Сартра!

Вот пример классической имперской идиотии, воспринимаемой нами как норма: «…должен любить…» Этих два глагола у человека с нормальной психикой не могут идти друг за другом. Еще раз. Никто, ничего, никому не должен. Никто не обязан никого любить.

Можно перечислять эти инверсии до бесконечности. Каждый за себя, один бог за всех. Никто тебе не поможет, если сам себе не поможешь. Живи сам и не мешай жить другим.

Есть и народные мудрости, которые смогли устоять под напором абсурдных норм поведения. Дружба — дружбой, а табачок — врозь. На бога надейся, а сам не плошай. И много других, воспитывающих бодрость и сметливость, самостоятельность и индивидуализм.

Но инверсия имперской ментальности представляет собой лишь необходимое, но не достаточное условие нормального развития. Она лишь дает человеку систему координат, в рамках которой он воспринимает разворачивающиеся в мире события конструктивно. У него складывается впечатление позитивности происходящего.

Необходимы еще и топливо, энергия, которые будут питать механизм созидательного функционирования общества. И здесь, безусловно, правы братья Стругацкие, когда устами своего героя в «Пикнике на обочине» говорят: «Добро можно делать только из зла, потому что его больше не из чего делать…»

Экспансия — вот топливо для созидания. Есть ли в мировой истории примеры созидательной экспансии?

Наиболее известным примером такой экспансии является «покорение Дикого Запада» американскими колонистами. Продвижение на Запад, через бескрайние прерии к тихоокеанскому побережью Северной Америки является впечатляющей эпопеей реализации энергии людей, и одновременно сам процесс этой колонизации выработал такие нормы общежития, которые процесс общественного прогресса сделали саморегулируемым.

Покорение Дикого Запада воспитало в людях такие базовые ценности, которые позволяют и сейчас, больше чем через сто лет после его окончания, поддерживать в американском обществе необходимый динамизм, способность хладнокровно встречать вызовы времени. «Великая американская мечта», одинокий ковбой, бесконечные голливудские истории индивидуального успеха — вот образцы, столь близкие сердцу простодушного простого американца.