Марина Палей: Кабирия с Обводного канала (сборник)

И проглатываю язык.

А потом легко, как вишневые косточки, расплевываю на все стороны желтые свои клычки, черные резцы, ядовитые зубы мудрости.

И познаю сахар первого молочного зубка.

Сладость упоительна.

И в немоте моей я мычу:

если Ты

извечно назначаешь мне бессилие

в моих потугах

ответить равной любовью на Твою любовь

и равной красотой на Твою красоту

и если я знаю что Ты

заведомо наскучив мной

рано или поздно бросишь меня навсегда

и это знаешь Ты

то для чего же тогда Ты так колдуешь

и привораживаешь меня

Он подошел в электричке. Когда стало безлюдно, мы сели. «Поедем ко мне», – сказал – и взял с моих колен сумку. За окном мерно чередовались пустынные осенние поля. Черная до горизонта, медленно разворачивалась земля. Мы пересели в обратную электричку. Казалось, она едет быстрей. Мы стояли в тамбуре. Потом выпрыгнули на платформу и опять сели в вагон, потом в автобус. Потом он сказал: «Быстрей!» – и мы сели в другой автобус. Вслед за тем он долго ловил машину на сумеречном шоссе.

Мы приехали ночью. Было темно. Я спотыкалась, как спотыкалась бы ночью в любом другом месте земли. «Ты ехала в театр...» – сказал он сочувственно, глядя на мои каблуки, и ночью это звучало, как нежность.

Я молчала. Мы шли долго, потом углубились в лес, и он развел костер. У него было легкое, очень стройное тело, крылатые волосы, синие глаза. Ему подошли бы красивые имена.

Потом был дом и еще более глухая ночь. И в гибельной этой ночи, когда он разрушал меня своей страшной ночной властью, я уже знала, что самая сильная радость прорвется во мне не сейчас.

Чуть рассвело, я оглядела его. Он был красив. Он спал. Можно было убить его, можно было предать, а можно было не трогать вовсе, и это тоже был путь моего выбора. Он спал. Он был беззащитен и незряч перед неизбежностью моей мысли.

Я вспомнила, как давно, в очень раннем детстве, я встала однажды на осенней заре. Родители, перед работой, были на кухне, а я, в ночной рубашке, босиком, таилась и мерзла в темноте за платяным шкафом. Там, дрожа, я съела припасенный заранее хлеб и запила его сырым, без соли, яйцом. Я сделала это самостоятельно, своевольно, и меня трясло.

Я вскочила легко, бесшумно и быстро. Он спал. Дрожа, я подкралась к разбросанным вещам. Его вещи были так же беззащитны, как он. Острые пузырьки свободы поднимались во мне, проступали мурашками, трясли челюсти, заставляя зло позванивать зубы. Стряхивая со стоп сор, я влезла в холодную свою одежду, и она мгновенно стала моей, мной – и так же свободна, как я.

Я отворила дверь.

Он спал.

Я вышла за порог и снова зашла.

Он был даже слишком беззащитен. Он спал, и я могла бы осуществить свое решение многократно.

Я вышла.

Незнакомый осенний сад лежал передо мной. Он был мне никто, этот сад, потому что я не принадлежала ему.

На шоссе я остановила машину.

Я засыпала и просыпалась, и снова засыпала. Проснувшись, всякий раз я наслаждалась упругой и сильной, певучей струной скорости. Я снова спала. Это была очень долгая дорога. Я просыпалась. Меня мчало, захлестывая свободой. Я думала, что пока я спала, может быть, я уже разбилась вдребезги на этой дороге, и теперь я, другая, несусь дальше в другой, изолированной от прежней, жизни, и так, возможно, бывало уже многократно.

А он, неопознанный, брошен мною в нашем раздельном сне, обезличенный, обращенный в тень сновидения, в предмет другого, прошлого, навсегда старого пространства.

Быстрей, быстрей!

Я хмелею от гибельного пения скорости.

«Куда?» – спрашивает шофер. Но я не знаю дороги. «Откуда?» – но я не знаю имени места, где была так счастлива.

«Смех во тьме» (англ.); в русском варианте – «Камера обскура».

Хиты 50-х годов: соответственно – Чака Берри, Фрэнка Синатры, Луи Армстронга и Билли Холидэй.

Равноправие (фр.) .

Антикраак (antikraak) – «антизахват»: система жилищного устройства, при которой пустующие (запланированные к сносу) здания официально сдаются в аренду по символической цене. Таким образом, достигаются два результата: здание не может быть захвачено стихийно, т. к. оно находится под контролем «антикрааковской» организации; представители «свободных профессий» получают почти бесплатное жилье (ими оплачиваются только коммунальные услуги) – причем, как правило, баснословно большой площади. Так же – антикраак – называется и само такое жилище. (Прим. автора.)