Пауло Коэльо - Дневник мага

Путь Сантьяго, и если бы не редкие всплески художественного гения – такие как картина Бунюэля «Млечный Путь» или «Странник» Хуана Маноэля Серрата, – мало кто сейчас помнил бы, что этим путем проходили тысячи людей, которые впоследствии заселили Новый Свет.

Городок, в который я приехал, будто вымер. После долгих поисков я набрел на маленький бар, помещавшийся в старинном здании эпохи средневековья. Хозяин, не отрывая глаз от телевизора – шел какой-то сериал, – сообщил мне, что сейчас сиеста и только полоумный решится высунуть нос на улицу в такую жару.

Я заказал прохладительного, уставился на экран, но мысли мои были далеко. Я думал о том, что через двое суток мне на исходе XX столетия суждено будет получить частицу великого человеческого опыта – того самого, что вел Улисса от Трои, Дон Кихота – по Ламанче, Орфея и Данте заставил спуститься в преисподнюю, а Христофора Колумба – пуститься на поиски Америк. Я же намеревался отправиться к Неведомому.

Немного придя в себя, я вернулся к машине. Если даже не найду мой меч, паломничество по Пути Сантьяго непременно окончится тем, что я обрету самого себя.

По главной улице городка двигалось карнавальное шествие и музыканты в красно-зелено-белых костюмах – цветах французской Басконии. Было воскресенье. Двое суток я провел за рулем, и теперь мне не терпелось принять участие в праздновании. Однако меня ожидала встреча с мадам Дебриль. Я осторожно лавировал в толпе, осыпавшей меня бранью, и вот наконец проехал в старую часть города, где жила мадам Дебриль. Даже здесь, в Пиренеях, на большой высоте, было очень жарко, и из машины я вылез, обливаясь потом.

Постучал в дверь. Еще раз. И еще. Ответа не было. Я был удручен и растерян. Жена, помнится, говорила, что я должен оказаться здесь именно сегодня, – и вот вам: никто не отзывается. Может быть, она принимает участие в шествии, а может быть, я все же приехал слишком поздно и она решила не принимать меня. Путь Сантьяго завершился, не успев начаться.

Внезапно дверь распахнулась, и на улицу выскочила маленькая девочка. Вздрогнув от неожиданности, я на ломаном французском спросил, можно ли видеть мадам Дебриль. Девочка засмеялась и указала внутрь дома. Теперь только я понял свою ошибку: дверь, ведущая в огромный внутренний двор, окруженный средневековыми домами с балконами, была открыта, а я не решился толкнуть ее.

Я направился к тому дому, на который указывала девочка. Вошел – и увидел пожилую тучную женщину, по-баскски бранившую щуплого паренька с темно-карими печальными глазами. Я подождал, пока не кончится выяснение отношений, – и дождался: бедняга под градом ругани был отослан на кухню. Только тогда хозяйка обернулась ко мне и, не спрашивая даже, что мне угодно, мягко подталкивая, повела на второй этаж, весь состоявший из одной небольшой комнаты. Это был кабинет, заставленный книгами, изображениями Сантьяго и всякого рода памятными вещицами, связанными с Путем. Хозяйка сняла с полки книгу и, не предложив мне присесть, расположилась за письменным столом.

– Вы, должно быть, очередной пилигрим, – без околичностей начала она. – Я должна внести вас в список.

После того как я представился, она спросила, привез ли я виейры – большие раковины, служившие символом паломничества к могиле святого и помогавшие богомольцам узнавать друг друга 4. Перед тем как отправиться в Испанию, я еще дома, в Бразилии, побывал в святилище Пречистой Девы, известном как Апаресида до Норте, и купил там так называемую визитацию – образ Богоматери, посещающей св. Елизавету. Образ был вделан в три раковины.

– Красиво да непрочно, – заявила хозяйка, возвращая мне их. – По дороге могут разбиться.

– Не разобьются. Я возложу их на гробницу апостола.

Мадам Дебриль, судя по всему, не собиралась уделять мне много времени. Вручила мне карточку, с помощью которой я мог обрести приют в монастырях, расположенных вдоль Пути, оттиснула на ней печать Сен-Жан-Пье-де-Пор, чтобы удостоверить место, с которого началось паломничество, и сказала, что теперь, благословясь, можно и в путь.

– А где же проводник? – спросил я.

– Какой еще проводник? – удивилась она, однако глаза ее заблестели как-то по-иному.

И мне стало ясно, что я позабыл кое-что очень важное. Второпях я не произнес Древнего Слова – нечто вроде пароля, благодаря которому опознаются те, кто принадлежит или раньше принадлежал к орденам Традиции. Я поспешил исправить это упущение и вымолвил Слово. Мадам Дебриль быстрым движением вырвала у меня из рук карточку: