Мишель Турнье - Философская сказка

— Я как-то посчитал по часам: эта кабина — место, где я провожу большую часть моей жизни. Так пусть тут хотя бы будет чисто, — объяснил Гастон, как будто разговаривая сам с собой.

Пьера тем временем поманило живое дыхание свежести, которым повеяло от рощицы. Чем дальше уходил он под деревья, зеленеющие первыми клейкими листочками, тем слабее был слышен гул автострады. Пьер чувствовал, как его охватывает странное, незнакомое волнение; какое-то умиление овладевало всем его существом — прежде он такого не испытывал, разве что много лет назад, когда впервые подошел к колыбели младшей сестренки. В нежной листве заливались птицы, с жужжанием носились какие-то насекомые. Он вдохнул полной грудью, словно выбрался наконец на свежий воздух из длинного душного туннеля.

Вдруг Пьер замирает на месте. В нескольких шагах впереди ему открывается прелестная картина. Молоденькая белокурая девушка в розовом платьице сидит на траве. Его она не замечает. Она видит только трех или четырех коров, которые спокойно разгуливают по лугу. Пьеру хочется рассмотреть ее получше, заговорить с ней. Он делает еще несколько шагов. И вдруг — стоп, дальше нельзя. Перед его носом высится ограда. Грозного вида решетка, почти тюремная или лагерная; закругленный верх ощетинился колючей проволокой. Пьер принадлежит автостраде. Стоянка — место для отдыха, а не для бегства. Далекий гул автострады вдруг кажется ему слышнее. Но он все стоит столбом, вцепившись пальцами в решетку, не сводя глаз со светлого пятна, там, у корней старого тутового дерева. Наконец до него доносится хорошо знакомый сигнал — гудок грузовика. Гастон заждался. Надо возвращаться. Пьер отрывается от созерцания и возвращается к действительности, к сорокатонной махине, к автостраде.

За рулем Гастон. Ведет, а сам все еще думает о своей уборке.

— Хоть почище стало, — с удовлетворением отмечает он.

Пьер не отвечает. Пьера здесь нет. Он остался стоять, вцепившись в решетку, которой огорожены "Ландыши". Он счастлив. И блаженно улыбается чему-то, ему одному видимому — не ангелы ли парят там, в безоблачном небе?

— Что это ты вдруг притих? Ничего мне не скажешь? — удивляется Гастон.

— Я? Нет. Что я, по-твоему, должен сказать?

— Не знаю.

Пьер встряхивается, силясь вернуться в реальный мир.

— Ну, что ж, — вздыхает он наконец, — весна пришла!

* * *

Прицеп стоит на подпорке отдельно от машины. Пока рабочие будут его разгружать, тягач может покинуть лионские склады.

— Чем хорош полуприцеп, — заметил Гастон, — он опять был за рулем, пока погрузка-разгрузка, бери тягач и сматывайся, куда хочешь. Почти как на собственной легковушке.

— Да, но бывает так, что надо бы каждому свой тягач, — отозвался Пьер.

— Это еще почему? Ты куда-то один собрался?

— Да нет, это я для тебя говорю. Мы ведь сейчас едем в кафе самообслуживания, а тебе там не нравится, я знаю. На собственной тачке ты бы съездил в кабачок мамаши Марод, непревзойденной мастерицы домашних блюд.

— Что верно, то верно, с тобой обедаешь всегда на скорую руку, а уж обстановка — на манер зубоврачебного кабинета.

— В самообслуживании быстро и чисто. И потом, есть выбор.

Они стали в очередь, продвигая свои подносы по длинному лотку вдоль прилавка, уставленного полными тарелками. Хмурый вид Гастона красноречивей слов выражал неодобрение. Пьер выбрал салат из свежих овощей и жареное мясо, Гастон — кулебяку и рубец. Затем пришлось искать свободный краешек стола.

— Вот видишь — выбирай, что душе угодно, — торжествующе объявил Пьер. — И ждать не надо ни секунды лишней.

Затем, взглянув на тарелку Гастона, он удивился.

— Что это у тебя?

— В принципе, это должен быть рубец, — осторожно ответил Гастон.

— Для Лиона — вполне прилично.

— Может быть, но он почти холодный, это прилично, по-твоему?

— Не надо было брать. — Пьер показал на свои овощи. — Вот это уж не остынет.

Гастон пожал плечами.

— Ну вот, с твоей хваленой быстротой приходится начинать обед со второго. Иначе этот мой рубец просто застынет в жиру. А холодный рубец несъедобен. Не-съе-до-бен. Запомни это хорошенько. Если бы ты со мной только это одно и усвоил, и то не потерял бы зря время. Вот потому я и предпочел бы подождать немного за стаканчиком с друзьями в маленьком бистро. Хозяйка сама подает свое дежурное блюдо — горяченькое, с пылу с жару, и приготовлено с душой. Вот тебе твоя скорость. А о кухне лучше и не говорить. Уж не знаю почему, в самообслуживании боятся острых соусов. Вот, например, к рубцу полагается лучок, чесночок, тимьян, лавровый лист, гвоздика и побольше перцу. Горячий и остренький — вот каким должен быть рубец. А попробуй-ка это — ни дать ни взять лапша на воде без соли!