Татьяна Дагович - Ячейка 402

Анна ничего не ответила, и они молчали несколько часов кряду – без обиды, в растерянности. Вечером, когда обе сидели у распахнутого окна, разглядывая дальние крыши гаражей, Лиля вплела во вздохи пару намёков – ей явно хотелось продолжить дневной разговор о двойниках. Анна не поддержала, но она всё-таки призналась:

– Нет-нет, если по-честному, я не боюсь, что они меня разобьют. Я боюсь… как ты говорила – Рай? Не знаю, куда, но мне неприятно об этом думать. Если я начинаю, я думаю потом о колониях кораллов, и это так нудно. Один на всех скелет.

Анне пришли на память коралловые бусы, которые потеряла два года назад на пляже, ладно бы пляж был хороший, не стоило туда и идти. Кто знает, возможно, и бусы забрали духи. Если Лиле так хочется – ладно, пусть их забрали. Вон и сейчас под окном ходят уполномоченные, как менты, – тройками. Перекрикиваются.

Всё смеялась, смеялась. Даже вечером, когда чистила зубы, когда мылилась под душем, случайно попадая пальцами к интимным отверстиям. Удивлялась – как странно устроены женщины с обязательной дырой в теле – как резиновые игрушки. Жизнь поэтому смешная, ведь на самом деле это отверстие – переход в другое пространство: внутрь. К переборчивой матке с невостребованной яйцеклеткой, и дальше, к без роздыха работающим органам, к набухшим кровью капиллярам, гудящим венам, к алхимическим реакциям по выработке секретов, сладких и ядовитых гормонов и антител, и глубже, к делящимся клеткам, к закрученным в двойную спираль сказкам бабушки Арины. К законам другим, строжайшим, со смертной казнью за отлынивание от работы и нарушения. Туда, где всё решается без неё: температура, давление, настроение – настройки.

Не читая перед сном, Анна заснула крепко и улыбалась, а иногда даже смеялась во сне, не беспокоясь, что будит смехом нервную Лилю (хоть бы какой дух покоя снизошёл на неё). За собой живой забыла о трупе.

В этот день сумерки пропустили, но со следующего выходили как обычно. У подъезда было чисто, и они не вспоминали о происшествии со старухой. Завидев ангела, бросались бежать. Как-то, переводя дух в тёмном заброшенном переулке, Анна сказала:

– Не такие они быстрые и опасные, эти духи, если никак не могут за нами угнаться. Или они играют с нами?

Подведённые веки вздрогнули, когда позвонили в дверь. Люба выключила телевизор. Звонили так громко и долго, как если бы пришли убивать. Она была одна дома, если не считать большого, вселяющего уверенность телевизора. Включила снова, но убрала звук. Посмотрела, кто там. Это был Георгий. Чёрно-белый. В руках – букет цветов, на лице – улыбка, сверху кажущаяся фальшивой. Глянула в зеркало. Стянула резинку с волос и уложила их на одну сторону.

– Здравствуй, Люб…

– Привет, ой, какие красные!

Люба взяла охапку лилий в правую руку, левой обхватила его и прижалась так сильно, что он сделал шаг назад. Они поцеловались.

– Родителей нет дома?

– Нет. Мама поехала в магазин, папа, он ещё не возвращался. В самом деле красивые, я ещё таких красных лилий не видела!

Георгий погладил её по спине и ниже.

– Да ладно, обычные цветы. Твои родители не будут против, если мы сейчас уйдём?

Люба закусила губы, но тут же расслабилась.

– Куда? Нам, в принципе, необязательно уходить.

– Ты же сама знаешь – родители могут вернуться в любую секунду. А ты и забыла, что сегодня день города? Большой праздник в центре.

Она открыла было рот, собираясь сказать, что не интересует её никакой праздник, никакой день, и тем более этот грязный жуткий город с его нищими, но передумала, а Георгий снова поцеловал её. Что за дурацкое у него имя. Такой интересный мужчина, так целуется – и такое дурацкое имя. Стало жалко его из-за имени, из-за плохого зрения, и она потрепала его выбритые щёки. Даже очки не так плохи, в тонкой оправе даже стильно. Но! После свадьбы – линзы. Если бы и имя можно было сменить ему после свадьбы…

Они еле нашли, где припарковаться. В центре города – не протолкнуться. Кое-где возвышались украшенные шарами концертные площадки. На одной выступал самодеятельный ансамбль в национальных костюмах. Зрители – ветераны с медалями, где набралось столько живых… В уголке худая женщина с девочками-близнецами в красных лаковых туфлях. Люба хотела остановиться, но толпа увлекала её с Жорой дальше, к переулкам, где тусовались подростки. Пахло вином. Они хотели выйти на набережную, чтобы посмотреть «шоу поющих фонтанов». Играл оркестр, заглушённый непрерывным гулом голосов.