Осаму Дадзай - Избранные произведения

Очень быстро мы разбогатели. У Вас сразу же появилась масса забот. Вам предложили вступить в два творческих объединения, и Вы согласились. Скоро Вы стали стыдиться нашей тесной квартиры. Господин Тадзима тоже настаивал на переезде, говорил, что никто не станет доверять человеку, живущему в такой квартире, что Ваши картины никогда не поднимутся в цене, что надо употребить все усилия и снять большой хороший дом, давал всякие сомнительные советы. Вы тоже загорелись этой идеей, твердили, что в таких местах живут одни неудачники, что люди будут смеяться над нами… О, если б Вы знали, как горько мне было слушать эти речи, как тоскливо!

Господин Тадзима объездил на своем велосипеде весь город и нашел для нас жилье в районе Митака. Мы переехали в этот отвратительно просторный дом со всем своим скудным скарбом, которым до того прекрасно обходились. Ничего не сказав мне, Вы пошли в магазин и накупили кучу разных вещей; контейнеры все прибывали и прибывали — сначала у меня просто было тяжело на душе, а потом стало невыносимо грустно. Вы вели себя, словно самый заурядный нувориш. Но я по-прежнему молчала, заставляя себя казаться всем веселой и радостной. Прошло совсем немного времени, и я как-то незаметно превратилась в «Вашу почтенную супругу», что всегда мне претило. Вы даже предложили мне взять служанку, но я категорически отказалась. Я не могу пользоваться чужим трудом.

Как только мы поменяли квартиру, Вы тут же заказали триста карточек с уведомлением о переезде. Триста! Когда Вам удалось завести стольких знакомых? У меня было такое чувство, будто Вы идете по канату, и мучительный страх сжимал мое сердце. Я все время ждала какой-то беды. Вы не тот человек, который может безнаказанно заводить столь вульгарные знакомства. Я изнемогала от беспокойства, но Вы не только не оступались, но, наоборот, все увереннее продвигались вперед. Впрочем, может быть, я была не права…

В наш дом стала приходить моя мать, и каждый раз приносила то новое кимоно, то сберегательную книжку. Судя по всему, она была очень довольна. Отец, поначалу бывший весьма невысокого мнения о Вашей картине и собиравшийся оставить ее в гостиной компании, теперь перенес ее домой, вставил в хорошую раму и, говорят, повесил в своем кабинете. Господин Оанэ из Икэбукуро тоже прислал письмо, где поздравлял Вас с успехом.

К нам стало ходить много гостей. Иногда их набивалась полная гостиная. В такие вечера Ваш веселый смех доносился до кухни. Вы стали разговорчивы. Раньше из Вас, бывало, слова не вытянешь, я думала: вот человек, который все понимает, но не любит болтать попусту. Похоже, что я ошиблась. Какой только вздор Вы не несли, беседуя с гостями. Услыхав чье-то мнение о Вашей новой картине, Вы назавтра чопорно излагали его в качестве собственного; иногда, поделившись с Вами впечатлениями о прочитанной книге, я на следующий день слышала, как Вы с важным видом говорили гостям: «Что ж, Мопассан, несмотря ни на что, был послушен догматам церкви». То есть слово в слово повторяли мои мысли, и, когда я вносила в гостиную чай, мне становилось так стыдно, что я готова была провалиться сквозь землю.

Простите, но Вас ведь не назовешь образованным человеком. Я не хочу сказать, что знаю больше, нет, но я всегда старалась излагать свои мысли собственными словами. Вы же либо молчали, либо повторяли то, что говорили другие. И несмотря на это, Вы добились успеха.

В тот год две Ваши картины получили премию одного издательства, в газете появились восторженные статьи, авторы которых расхваливали Вас так неумеренно, что стыдно было читать. «Одинокий гений», «бессребреник», «мыслитель», «певец светлой печали», «молитвенный экстаз», «японский Шаванн» — чего только там не писалось. Обсуждая потом эти статьи с гостями, Вы говорили с деланно безразличным видом: «Что ж, в общем правильно». Ну разве так можно? Какой же Вы бессребреник? Может, показать Вам сберегательную книжку?

Переехав в новый дом, Вы сделались совсем другим человеком, стали все время говорить о деньгах. Если гости просили показать им картины, Вы, ничуть не стесняясь, сразу же называли цену. Вы говорили им, что с самого начала должна быть ясность, чтобы потом ни у кого не возникало никаких претензий. Когда я слышала такие разговоры, у меня сразу портилось настроение. Откуда в Вас эта страсть к деньгам? Важно, чтобы Вы писали хорошие картины, а остальное как-нибудь образуется. Конечно, мало приятного, если ты создал что-то хорошее, а об этом никто не знает, и ты продолжаешь жить в нищете и безвестности. Мне не нужны деньги, ничего не нужно. Я предпочла бы, чтобы Вы не поступались своей гордостью и жили тихо и уединенно.