Осаму Дадзай - Избранные произведения

«Пей, пей, не жалей! — засмеялась старуха, растягивая сморщенный рот, точно желая подбодрить девушку. — Чем больше пьешь, тем дольше живешь!» Другая пожилая женщина одобрительно закивала, и все дружно засмеялись.

Неожиданно старик с золотым кольцом на пальце повернулся в мою сторону и сказал:

«Вам тоже обязательно надо много пить. Для ослабленного организма это самое лучшее!»

Его слова прозвучали как приказ. Видно, из-за моей впалой груди и торчащих ребер он принял меня за поправляющегося после тяжелой болезни. Приказной тон старика раздражал, но никак не отреагировать было бы с моей стороны невежливо. Изобразив любезную улыбку, я поднялся. От резкого холода меня сразу охватила дрожь. Девушка молча протянула мне алюминиевую кружку.

«Спасибо», — сказал я еле слышно, взял кружку и, подражая ей, не стал вылезать из бассейна, протянул руку, отвернул кран и машинально начал пить. Вода была солоноватой. Вероятно, минеральный источник. Много не выпьешь, но я все же одолел три кружки, потом сердито поставил кружку на место и поскорее сел, погрузившись по шею в воду.

«Ну что, полегчало?» — самодовольно спросил старик с золотым кольцом.

Я не сразу ответил. Наконец, хмурясь, слегка кивнул и выдавил:

«Да».

Жена, наклонив голову, хихикала. Какое там облегчение! Я дрожал от страха. Увы, по своей натуре я не умею поддерживать непринужденную светскую беседу, и теперь более всего страшился того, что старик вздумает завязать со мной разговор. Не желая опростоволоситься, я хотел лишь поскорее убраться отсюда восвояси. Я посмотрел в сторону девушки. Она, как и прежде, запрокинув голову, смирно сидела на корточках, зажатая стариками. Лицо оставалось безучастным. Мое присутствие ее нисколько не смущало. Я не выдержал. Пока старик с кольцом не успел вновь со мной заговорить, я поднялся, шепнув жене:

«Пошли! Я так и не смог согреться».

Быстро вылез из купальни и начал вытираться.

«Я еще побуду здесь», — жена решила не отступать.

«Что ж, тогда пойду домой один».

Пока я в раздевалке второпях натягивал на себя одежду, в купальне начался оживленный разговор. Видимо, мое надменное молчание и рыщущий взгляд своей неуместностью стесняли стариков, поэтому, стоило мне уйти, все вздохнули с облегчением, сбросили натянутость, и сразу же потекла непринужденная беседа. Даже моя жена заговорила так, будто имела дело со своими старыми друзьями, пустившись в подробнейший рассказ о своих прыщах. Пропащий я все-таки человек! Ни с кем не могу быть на дружеской ноге! Кляня себя за нелюдимый характер, я уже собрался уходить, но не удержался и еще раз взглянул на девушку. Она все так же неподвижно сидела под защитой двух безобразных, дряхлых тел, сияя красотой, как самоцвет.

Чудесная девушка! Радость от встречи с ней я спрятал поглубже в потайной ларец сердца.

В июле жара достигла своего пика. Циновки так раскалялись, что невозможно было ни прилечь, ни присесть. Я подумывал, не сбежать ли в горы на горячие источники, но в августе мы собирались переехать в пригород Токио, и в преддверии неминуемых расходов наскрести лишних денег на поездку в горы не представлялось возможным. Я сходил с ума. Решив, что если подкорнать волосы, голове будет немного прохладнее и может быть, наступит хоть какое-то прояснение, я направился в парикмахерскую. Пошел наудачу, все равно куда — пусть грязно, лишь бы нашлось свободное место. Но куда ни заходил, везде было полно народа. Хотел заглянуть в маленькую мастерскую, приютившуюся в проулке напротив бани, но и там, судя по всему, все было занято. Я уже собирался пройти мимо, когда хозяин, выставив голову из окна, крикнул, опытным глазом угадав мое намерение:

«Желаете подстричься? Мигом устроим!»

Натужно улыбнувшись, я толкнул дверь и вошел в парикмахерскую. Сам я не обращал внимания, но со стороны мои волосы, отросшие длинными патлами, выглядели совершенно неприлично, поэтому, подумал я пристыжено, хозяину парикмахерской и не составило особого труда угадать мое желание. Парикмахер был лет сорока, совершенно лысый. Круглые очки в толстой оправе и узкие губы делали его лицо комичным. У него был ученик-подмастерье. Иссиня-бледный и тощий. Тонкий занавес отделял парикмахерскую от гостиной, откуда доносились голоса нескольких человек, которых я в начале но ошибке принял за клиентов.

Я опустился в кресло. Снизу вентилятор гнал на меня прохладный воздух, я почувствовал себя спасенным. Это была опрятная мастерская, украшенная цветами в горшках и аквариумом. В жару стричься — самое милое дело, подумал я.