Наринэ Абгарян - Понаехавшая

Но! У Зябликова имелась мать. Косящий под нежную маргаритку ядовитый плющ Аглая Викторовна. Профессорская жена и генеральская дочь, уроженка дома на Котельнической набережной.

Аглая Викторовна была стойким бойцом невидимого фронта, поэтому при виде пассий сына принималась трепетно закатывать глаза и плохо выговаривать букву «ш».

— Дууууууфенка, — самозабвенно рассказывала она О. Ф., застукав ее впервые у себя в квартире, — может, хотя бы вы станете той единственной, которая украсит холостяцкие будни моего сына! Вот буквально до вас, буквально вчера, была Маааааафенька, преподаватель консерватории, чууудная девочка! — Здесь Аглая Викторовна трепетно закатывала глаза. — Жаль, они не софлись характерами. Мафенька требовала страстных ночей, а у моего сына ( слеза в голосе) аллергия и хронический простатит. О каких страстных ночах может идти речь?

О. Ф. сидела напротив, нога на ногу, в нелепой оборчатой юбке с вышитыми бисером накладными карманами. В щедром декольте прямо-таки переливалась инкрустированная бижутерией грудь. О. Ф. была благодушна и расслаблена — пока мамочка неосмотрительно отлучалась по делам, у них с Зябликовым случилась страстная эскапада на унитазе под гжель.

Аглая Викторовна, озабоченная безучастностью О. Ф., пожевала губами и решила копнуть с другого боку:

— А вы, извините, кем работаете? А то мой мальчик любит девуфек творческих профессий — скрипачек, актрис, художниц.

— Работаю сутенершей в гостинице «Интурист», — любезно осклабилась О. Ф.

— Кем-кем?

— Сутенершей. «Крышую» проституток. Сиречь блядей.

— Ава-ва-ва, — зашлась в мурашках Аглая Викторовна.

О. Ф. потом смешно рассказывала, как мать Зябликова воевала с ней. Например, посредством званого ужина.

— Дуууфенька, — пела она в трубку, — вы приглафены на званый ужин. Наденьте что-нибудь черное, длинное и наглухо застегивающееся. Будут Антоновы и Гольц.

О. Ф. являлась на ужин в алом и вызывающем, с рыжей лисой на плече. Аглая Викторовна, будучи оскорблена до глубины души, виду не подавала. Зато мстила названиями блюд.

— Дуууфенька, — обращалась она к О. Ф., — сейчас у вас будет гастрономический фок. Вряд ли вы когда-либо ели изысканный рыбный суп с крутонами, тертым сыром и соусом «Руй».

— С каким соусом? — делала невинные глаза О. Ф.

— С соусом «Руй»!

— А мне послышалось ху…

— Кха-кха-кха! — прерывала благочестивым кашлем возмутительные речи О. Ф. Аглая Викторовна. Антоновы и Гольц, укрывшись салфетками, тихо рыдали по периметру вычурно сервированного стола.

К большой радости Аглаи Викторовны, О. Ф. особых планов на Зябликова не строила, а вскорости вообще завела себе параллельного джентльмена — Митрича с автобазы на Кировоградской. Митрич, может, и не знал, что такое консоме, и андуйет посчитал бы личным оскорблением, зато умел в два счета поменять колесо машины или сколотить баньку.

Кавалеры долгое время существовали в жизни О. Ф. бок о бок, практически не подозревая друг о друге. Отношение к ним у О. Ф. было разное. Если в ее личной шкале предпочтений бесхребетный Зябликов оставался на уровне прогрессивного кроманьонца, то Митрич прочно застрял в неандертальцах. Поэтому Зябликова О. Ф. жалела, а Митрича пользовала на полную катушку — он был крепче физически, да и ментальными треволнениями оставался счастливо не замутнен.

А ежели кому интересно, кто являлся для О. Ф. Homo Sapiens в самом прекрасном смысле этого слова, то так и быть, не станем делать из этого тайны. Homo Sapiens-ом О. Ф. считала только одного представителя мужской половины человечества, и имя ему Адриано Челентано.

И этим все сказано.

Мы песенку про Петю решили вам пропеть… (А. Барто)

Однажды в обменнике работала девушка Лена.

В свои тридцать один Лена являлась мамой пятнадцатилетнего сына. Так получилось, что сына она родила в десятом классе. Как-то очень незаметно для себя и для окружающих проходила всю беременность и к концу третьей четверти, аккурат на большой перемене, изошла околоплодными водами в школьном буфете.

Мальчик звался Семеном и к моменту Лениной работы в обменнике из послушного и ласкового котеночка превратился в огнедышащее прыщавое чудище с волосатыми подмышками и другими буйно зацветшими вестниками полового созревания.

У Лены когда-то имелся муж Петя. Не то чтобы шибко красивый и даже не умный, денег тоже домой не приносил, но зато пил… как бог. То есть бесконечно. Лена сначала пыталась воспитывать его разными доступными методами, как-то: совестила, колотила скалкой, наказывала сексуальной блокадой. В смысле не давала. Петя эскапад жены не замечал, неустанно совершенствовался в непростом деле алкоголизма, придумывая водочные заначки в самых неожиданных местах — приматывал бутылку скотчем к задней ножке кровати, закапывал в горшок с бенгальским фикусом, не брезговал водным пистолетом сына.