Ларри Бейнхарт - Американский герой

«Член экипажа: Зафигачь в трубу.

Бомбардир: В какую?

Член экипажа: Которая в центре.

Бомбардир: Ну это плевое дело».

И Бигл чувствует, что это надо будет использовать. Он еще плохо понимает, где ему искать дымовую трубу в пустыне, но точно знает, что непременно использует эту сцену. Наша война будет хирургически точной, мы будем скидывать свои бомбы непосредственно им в дымоходы, не задевая ни одной женщины, ребенка или другое гражданское лицо.

И это снова возвращает его к основной проблеме. Кто может напасть на Америку? Хотя бы на ее европейский аванпост Но неужели у нас нет чего-нибудь вроде Фолклендов? Может, Пуэрто-Рико? Виргинские острова? Гуам? Или один из тихоокеанских островов? Это слишком мелко. Никто из них не собирался нападать на Америку.

Хотя, быть может, в этом и не было необходимости. Ведь он собирался делать римейк Второй мировой войны. И в этом он не сомневался. А что, если, вместо того чтобы умиротворять Гитлера, мы попробуем противодействовать? Гитлер вторгся в Польшу. Мы чему-то научились благодаря Второй мировой войне и теперь поступим умнее. Мы встанем на защиту поляков. Гениально. И тогда не нужно, чтобы кто-нибудь нападал на Соединенные Штаты. Просто надо найти Гитлера и заставить его вторгнуться в Польшу.

Осуществимо ли это? Бигл был уверен в том, что осуществимо. Вокруг все кишмя кишело Гитлерами и разнообразными Полынами.

Достаточно ли этого? Бигл считал, что да.

Он встает, потягивается и с чувством удовлетворения выходит из просмотрового зала. Походка становится развязной, вид самодовольным, как у Джона Вейна, и он, не отдавая себе отчета, движется по коридору в точности как герои классических вестернов.

Агнес Пржизевски обнимает маму. Несмотря на то что она воспитана на телевизионных фильмах, в которых любой, кто лишается работы, тут же находит другую, еще лучшую, до нее постепенно начинает доходить, какую жертву принесла мать, чтобы поддержать ее. И это сближает их как никогда.

Они вместе выбирают одежду для предстоящего Китти интервью с Джо Брозом.

— Я откажусь от работы, если ничего не смогу сделать для тебя, — заявляет Китти.

И когда Китти встает перед зеркалом, чтобы сделать прическу, Агнес хочет сама расчесать ей волосы — она очень любила делать это в детстве. И Китти с трудом сдерживает слезы.

Чез и Бо находятся от нее на расстоянии нескольких домов. Они сидят в краденой машине с крадеными номерами — и то и другое приобретено по раздельности на долгосрочной стоянке. Они намереваются захватить Китти прямо у ее машины, припаркованной на улице. Это самый простой и верный способ. Если человек уже сидит в машине, остановить его довольно трудно, а вытащить из нее — еще труднее.

Им уже приходилось заниматься подобными вещами. Тем не менее они все тщательно обговаривают Чез сядет за руль, и они начнут двигаться, как только Китти откроет переднюю дверцу. Когда они подъедут, Бо сладким голосом спросит: «Простите мисс, не могли бы вы нам помочь — кажется, мы заблудились». Она остановится. Он выйдет из машины с картой в руках. А когда она заметит пушку он уже будет совсем рядом, Чез, который уже представлял себе, что он с ней сделает, распахнет дверцу, а Бо затолкает ее внутрь.

Они оставят ее в живых. И никаких видимых повреждений на ее теле не будет. Но в течение очень долгого времени она ни с кем не сможет разговаривать.

Когда из просмотрового зала перестают поступать распоряжения, Тедди Броуди начинает нервничать. Он действительно надеялся на то, что Бигл ему что-нибудь скажет о его работе. На самом деле он рассчитывал даже не на «что-нибудь», а на похвалу и признание его способностей, что позволило бы ему сказать: «А теперь, сэр, пожалуйста, прочитайте мою заявку».

Тедди протискивается между мониторами и заглядывает в щель — в зале никого нет. На мониторах продолжает мелькать изображение, но его никто не смотрит. В углу на пульте, словно ненужная, брошена страница, которая вполне может оказаться его резюме о пропаганде. Внутри у Тедди все опускается.

И он решается войти в зал. Он никогда еще этого не делал, если не считать первого дня работы, когда его провели по Кинемату и показали, как его скромные усилия на задворках могут привести к творческим находкам у режиссера. Да и вообще, он предпочитал никуда не заходить без приглашения с тех пор, как ему исполнилось шесть лет. Или семь? Или восемь? Или пять? Он вычеркнул это из своей памяти. И вот, когда он прикасается к ручке двери, он чувствует, как на него накатывает невообразимый страх. Гораздо более конкретный, чем опасения за собственный сфинктер. Он понимает, что тогда его взору открылись обнаженные родители, занимавшиеся сексом. Какой ребенок не сталкивался с этим зрелищем? Так почему же для него это оказалось такой травмой? Почему же он так плакал? И откуда в нем взялась эта ярость? Он поворачивает ручку двери, и та абсолютно бесшумно открывается. И внутри его не ждут ни слезы, ни ярость, ни деспоты. Просто пустое помещение с массой видеоэкранов, которые беззвучно рассылают разноцветные вспышки, обреченные на увядание на всех отражающих их поверхностях.