Дело продвигалось медленно. Очень медленно. И чем медленнее оно шло, тем больше я прилагал усилий. А моя семья, как и все семьи, в которых 50 % членов еще не достигли четырехлетнего возраста, тоже требовала внимания. В моей предшествующей богемной жизни я даже не представлял себе, насколько ценной может быть каждая минута.
Поэтому на самом деле я совершенно не хотел беседовать с этим парнем. И тем не менее я позволяю ему пройти в дом. И он усаживается в отвратительное зеленое кресло-качалку, которое моя жена купила на распродаже за пять долларов.
— Секундочку, — говорю я и снимаю трубку телефона. Мне отвечает жена. — Я просто хотел узнать, как у вас дела, — говорю я. Я не объясняю, что хочу узнать, живы ли они и не совершил ли этот чертов незнакомец с ними что-нибудь ужасное. Судя по всему, не совершил и все в порядке.
К этому времени Броз уже вынимает бутылку. Виски.
— У меня есть для вас история, — говорит он.
— У меня уже есть две истории для газеты и книга, которую я пытаюсь написать, — отвечаю я.
У него есть с собой даже бумажные стаканчики, один из которых он протягивает мне. Я переворачиваю его вверх дном. Я не пью и даже не понимаю, почему люди испытывают в этом потребность. Это является одной из моих творческих проблем, тем паче что большинство моих текстов посвящено людям пьющим.
— Вы должны меня выслушать. Это хорошая история, — повторяет он.
— Это короткая история? — спрашиваю я, пытаясь выдавить из себя улыбку. Чтобы придать всему оттенок легкомысленности.
Он делает глоток и неторопливо приступает к рассказу, как это делают пьющие люди.
— Я — настоящий американский герой, — произносит он. — Начнем с того, что я человек невысокого роста. Это не означает, что у меня есть какие-то физические недостатки, просто я обычный человек…
Он напоминает мне героя О'Нила или Сарояна, который рассказывает в баре историю своей жизни. Я не умею долго сидеть в баре, потому что я не пью, и от этого у меня всегда было ощущение, что я упускаю что-то очень значительное.
— Обычный парень, который совершенно не рвется изменять мир. И не собирается становиться какой-нибудь знаменитостью. У меня нет никаких честолюбивых помыслов. Я просто работаю и стараюсь выполнять свою работу как можно лучше. Что это за работа, это уже другой вопрос. Я полицейский. Сыщик. Занимаюсь расследованиями. Тем, из чего ткутся сновидения. Книги, кино, телевидение. Тем, что продается. Вы меня понимаете?
Я слушаю. Для краткости скажу, что я слушал в течение трех дней. Честно говоря, отчасти это было вызвано страхом. Он производил впечатление физически очень сильного человека. Есть такие парни, к которым прикасаешься и ощущаешь внутри них дерево. Помню, я как-то работал осветителем на съемках фильма «Властители Флэтбуша» — дни напролет таскал аппаратуру и накачал вполне приличные мышцы. Но когда мимо проходил Силвестер Сталлоне и без всякого злого умысла отодвигал меня в сторону, я понимал, что обычный человек тягаться с ним не может. В каком-то смысле Джо был таким же. Поэтому я боялся вышвырнуть из дома этого здоровенного алкоголика, вооруженного двумя пистолетами — один был в кобуре, другой в сумке, — и продолжал слушать его бесконечный рассказ. Это если говорить начистоту.
Он рассказал мне то, что вы уже прочитали. Причем все было рассказано от первого лица и с его точки зрения. И должен сказать, он очень педантично указывал, что было ему известно, о чем он догадывался и что он лишь предполагал. Он производил впечатление «профессионального наблюдателя». Он был крайне подробен в описании оружия, боевых искусств и различных приборов, так что я даже не все понимал. Однако он довольно быстро об этом догадался — вне зависимости от степени опьянения он умел быстро схватывать — и внес в свой рассказ необходимые поправки.
Учитывая его столь долгое пребывание в моей хижине, нетрудно догадаться, что он познакомился с моей семьей. Обычно люди, у которых есть маленькие дети, судят о человеке потому, как он ведет себя с детьми. Думаю, расхожее мнение о том, что о человеке говорит отношение к нему собак, основано на литературном вымысле. По крайней мере, я не встречал ни одного пса, который обладал бы врожденной способностью определять ценность человеческой личности. А вот моя трехлетняя дочь ею совершенно определенно обладала. Мой годовалый сын, только начинавший тогда говорить, интересовался личностными свойствами в гораздо меньшей степени. Джо терпеливо играл с ними, не проявляя ни в интонациях, ни в жестах признаков того, что является нимфоманом, чего так боятся все американские родители, которых средства массовой информации убедили в том, что каждый седьмой взрослый мужчина — насильник, способный растлить за свою жизнь до четырехсот детей.
Читать дальше