— Я доучусь, не волнуйся. Потом пойду преподавать, дня на два в неделю, в мою старую школу. Мне наверняка разрешат. Больше всего на свете мне хочется петь. Стать певицей. Учиться в консерватории.
Мать понимающе кивала. Конечно, если у кого и были вокальные способности и врожденная музыкальность, так это у дочери.
— Ты так считаешь, потому что я твоя дочь, это не объективно!
Но преподаватель по вокалу разделял мнение матери. И сейчас здесь, в поликлинике, они ждали приема у фониатра. Тот, кто мечтал о вокальной карьере, должен был пройти обследование; умений и таланта было недостаточно. Горло, гортань, связки — инструмент, скрывающийся в изящной шее дочери, должен был получить сертификат прочности.
Худощавая женщина с короткими седыми волосами приглашает их в просторный кабинет. Она обследует всех абитуриентов перед вступительными экзаменами, так что волноваться не стоит, обычная процедура, успокаивает она. Заметила ли она напряжение на лице дочери? Нет, она сидит за столом, заполняя формуляр и не поднимая головы. Мать отодвигает стул чуть назад и слушает. Дочь рассказывает о том, как интенсивно она учится, что помимо вокализов и арий еще поет в ансамбле, что иногда у нее садится голос, но в основном нет, что она… Дочь прямо держит спину. Откровенно и уверенно отвечает на вопросы, словно убеждена в том, что все вокруг будут помогать ей в осуществлении ее мечты. Мать поверхностно дышит.
— Посмотрим, — говорит врач.
Гаммы, высокие и низкие, шепот, пение во весь голос, рычание, вздохи, стон. Дочь воспроизводит требуемый звук, и врач заглядывает ей в горло, просовывает инструменты между идеальными зубами, ощупывает шею.
— Атипичная дисфония, — доносится до матери.
Формуляр на столе заполняется плюсами, минусами и неразборчивыми каракулями.
— Давай проверим твои связки. Я установлю камеру в твоем горле, и, пока ты будешь петь, мы сможем наблюдать за поведением связок.
Она показывает на большой телевизор и вталкивает какой-то прибор глубоко в рот дочери. «Ничего нет прекраснее пения, — сказала когда-то дочь. — Когда я пою, все хорошо. Я хочу петь».
Дочь послушно исполняет все приказания. На экране появляются блестящие розовые структуры; когда дочь издает звук, они двигаются, две мясистые стенки с таинственной темной щелью посередине. Они то сближаются, то снова расходятся.
— Еще немножко, — говорит врач. — Я хочу еще раз как следует посмотреть.
Потом они возвращаются к столу.
— Дефект закрытия, — говорит врач. — И несколько узловых утолщений на голосовых связках. Ты, наверно, слишком много и неправильно пела с твоим ансамблем. От них можно избавиться с помощью упражнений, это не страшно. Но анатомия твоих связок не оптимальна. Нарушение в закрытии голосовой складки. Это генетическое. Как у одного длинные ноги, а у другого короткие. Ничего не поделаешь. Из-за этого твой голос ненадежен.
И не годится для вокальной карьеры. Если будешь много заниматься с логопедом, то сможешь продолжать петь. Как любитель.
Мать застыла на месте, как будто только что получила извещение о смерти. Дочь никогда не будет петь большую арию Сюзанны из четвертого акта «Фигаро» или Зерлины, не будет солисткой в реквиеме Брамса, в кантатах Баха. Мать подавлена и возмущена одновременно. Она встает и следует за дочерью, которая молча, с высоко поднятой головой и каменным лицом выходит из кабинета. На стоянке дочь в исступлении пинает автомобильные покрышки:
— Как будто эта дура что-нибудь в этом смыслит. Я пойду к другому врачу. Я не собираюсь ей верить. Я докажу этой ведьме, что это все не так. Дефект закрытия! Да она сама дефективная!
Губы дрожат. Удрученные, они сидят в машине и тупо смотрят сквозь грязное ветровое стекло.
— У нее на подбородке растут волосы, — говорит дочь. — У моей учительницы пения есть хороший логопед.
Логопед подберет нужные упражнения. Звуки животных заполнят ферму, куда всей семьей они отправятся на рождественские каникулы. Дочь прилежно выполнит свои упражнения. Узелки на нежных связках исчезнут. Вокальную технику придется ставить заново, с нуля. Курение и алкоголь исключаются. В ежегодно исполняемом Реквиеме Моцарта дочь будет петь партию альта, вместо привычного сопрано, чтобы не перегружать голос.
На протяжении двух лет она будет бороться с приговором, с разочарованием, с собственной анатомией. Этот первый настоящий удар оставляет глубокую рану. Походы в оперу невыносимы. Она расстроена, угрюма, беспокойна. У нее горе. Она приходит в ярость, когда мать перечисляет оставшиеся возможности и призывает ее возобновить игру на гобое. Это длится бесконечно долго. Это ужасно.
Читать дальше