Майкл Каннингем - Начинается ночь

И, тем не менее, это совсем не питательно для Питера. По крайней мере, сейчас. Сегодня. Когда ему требуется… что-то большее. Большее, чем эта хорошо воплощенная идея. Большее, чем акула в аквариуме и этот прохожий. И вообще, вся эта история со знаменитостями.

Уж лучше пойти в кабинет и ответить на и-мейлы. И сделать необходимые звонки.

Восемнадцать новых и-мейлов. Разумеется, все срочные. Ладно, подождут. А вот что действительно нужно сделать не откладывая, так это позвонить Гроффу. "Привет, это Грофф, вы знаете, что делать".

По-видимому, он тоже один из тех, кто никогда не берет трубку.

— Привет, Руперт! Это Питер Харрис. Кэрол Поттер понравилась ваша работа, и, насколько я могу судить, она хочет ее приобрести. Перезвоните мне, чтобы договориться, когда мы к ней съездим.

О'кей. Еще нужно оставить сообщение для Виктории.

— Привет, Вик. Питер Харрис. Первая инсталляция смотрится потрясающе. Ждем тебя около полудня, верно? Нужно развесить все остальное! Поздравляю! Отличная выставка!

У него нет сейчас сил отвечать на и-мейлы. Нет сил никому звонить. У стены стоит испорченная картина Винсента, разрезанная бумага отвисла еще сильнее, обнажив грязноватый кусок холста. Питер подходит к картине, осторожно, как будто она может чувствовать боль, берется за надорванный край навощенной коричневой бумаги и тянет его на себя (картина все равно испорчена, теперь за нее отвечает страховая компания). Тяжелая бумага отрывается медленно с мокрым, как будто немного плотским звуком. Под ней ничем не примечательное полотно: техника мазка, очевидно, позаимствована у Герхарда Рихтера, колорит — у Филипа Гастона. Вторично и неумело.

Питер идет в кабинет к Юте. Она хмурится перед компьютером, на столе, у ее правой руки, — чашка черного кофе.

— Как тебе Хванг? — спрашивает она.

— Нравится.

— Хочу тебе рассказать о том, что я только что сделал. Можно?

— Я вся внимание.

— Я до конца оторвал оберточную бумагу с картины Винсента.

Ее взгляд темнеет:

— Очень зря.

— Она все равно испорчена, а восстанавливать ее он не будет.

— Это затруднит объяснение со страховщиками. Ты ведь их знаешь. Ты можешь объяснить, зачем ты это сделал?

— Из любопытства.

— И что же ты увидел, любопытный ты наш?

— Дерьмовую ученическую работу.

— Шутишь.

— Нет.

— Понятно. Какой гаденыш!

Может быть, Юта и Ребекка — это на самом деле одна и та же женщина? Может быть, у него две жены?

— Это меняет дело, тебе не кажется? — говорит он.

— Наверное.

— Наверное?

— Ведь это же "концепт". Если ты веришь, что под оберткой скрывается нечто чудесное, но при этом ты этого не видишь…

— Что-то вроде кошки Шредингера…

— Лучше не скажешь.

— По-моему, мы не должны его больше выставлять.

— Мы не должны его выставлять хотя бы потому, что его работы не продаются.

Мобильный Питера исполняет прелюдию Брамса. Неизвестный вызов.

— Прости, — говорит он и выходит в их тесный коридор.

Неужели…

— Алло.

— Привет. Да.

— Где ты?

— У приятеля.

— Что это значит?

— Это значит, что я перебрался к моему приятелю. Его зовут Билли. Он живет в Вильямсбурге. Не думай, я не в каком-то наркоманском притоне.

Эх, Миззи, Миззи, а с чего ты взял, что меня вообще волнует, где ты?

Однако вслух Питер говорит:

— Значит, у тебя все нормально?

— Ну, наверное, так бы я не стал формулировать, но все более или менее. А ты как?

Угу. Спасибо, что спросил.

— Бывало и хуже.

— Я хочу тебя видеть.

— И?

— Нам нужно поговорить.

— Нужно. Ты представляешь себе, в каком состоянии Ребекка?

Короткое дышащее молчание на другом конце.

— Конечно, — отвечает Миззи. — Ты думаешь, мне хотелось сделать ей больно?

— Если бы ты оставил хоть какую-то записку, ей, может быть, было бы сейчас не так плохо.

— И что, по-твоему, я мог бы написать в этой записке?

Ах ты, мерзавец!

— Ты прав, — говорит Питер, — нам нужно встретиться. Может быть, зайдешь в галерею?

— Давай где-нибудь еще.

— Твое предложение.

— Знаешь Старбакс на Девятой авеню?

Понятно. Старбакс. А что бы ты хотел? Луг, подернутый туманной дымкой или прекрасный замок? Так что Старбакс.

— О'кей. Во сколько?

— Минут через сорок пять.

— Хорошо.

— До встречи.

— Это Виктория? — кричит Юта из своего кабинета.

— Нет, так, никто.

Питер возвращается в кабинет, где в ореоле бумажных полос по-прежнему стоит работа Винсента.