Константин Семёнов - Грозненские миражи

— Да, — сказал Виктор. — Света, от кого письмо?

— Посмотри! — твёрдо повторила жена и положила трубку.

Виктор подавил досаду, включил Интернет и стал ждать. Внизу экрана весело забегали зелёные квадратики загрузки. Квадратики бегали быстро, но ему казалось, что они издевательски стоят на месте. Вспотели ладони.

Почта открылась, Виктор глянул на верхнюю строчку, и у него закружилась голова. Незнакомый адрес с расшифровкой «Анна Тапарова», и четыре коротких слова заголовка: «Муха привет! Это я».

Бежали секунды, собирались в минуты, а Виктор Андреевич Михеев смотрел и смотрел на экран, не решаясь открыть письмо.

«Муха, привет! Это я».

В кабинете вдруг стало жарко.

Тапик!

«Муха, привет! Это я».

Пашка!

Виктор положил дрожащий палец на мышку, убрал, снова положил. Опять убрал.

«Муха, привет! Это я». «Муха, привет!». «Муха!..»

В голове тихо зашумела листва. Виктор, словно во сне, вновь положил руку на мышку и нажал левую кнопку.

Письмо будто бы выпрыгнуло из монитора, впечатываясь ему прямо в сетчатку, прямо в душу, но Виктора Андреевича Михеева здесь уже не было. Он снова, наверное уже в десятитысячный раз, был там — в проклятом Богом 1994-м году.

И вновь, и вновь, как заезженная пластинка, в мозгу всплывала одна и та же мысль.

«Хорошо, когда есть друзья. Всегда есть, кому придти на помощь. И всегда есть, кого предать».

Ох, как же не хотелось ехать Виктору в Грозный! Воспалённое воображение услужливо подбрасывало картинки одна ужасней другой, и отделаться от них было трудно. Сердце начинало стучать, как пулемёт, на лбу выступал пот. Ни валерианка, ни корвалол не помогали; помогала водка. Слава богу, хоть этого добра хватало.

Ехать было надо. Родительскую квартиру, пусть и за копейки, но продали полгода назад. Деньги благополучно вывезли. Мало того, родителям разрешили полгода пожить в квартире, пока Виктор не найдёт им жильё. И всё это было сделано практически без его, Виктора, участия. Всё сделал, вернее, организовал Кулёк. Организовал, как всегда безупречно. Как это у него получалось, Виктор давно уже не пытался понять. Главное, что получалось. Даже сейчас, когда он уже год не жил в Грозном. Получалось.

— Что дёргаешься? — сказал ему Кулёк три дня назад. — Приедешь, позвонишь Саламбеку — и всё. Даже платить не надо будет. Нет, в принципе можно обойтись и без тебя, но как это будет выглядеть? Хочешь?

— Кулёк, — зачем-то спросил Виктор, — ты что, продолжаешь иметь с ними дела?

— С кем? — усмехнулся Валентин.

Виктор знал эту усмешку, этот уверенно-снисходительный взгляд. Он привычно терпел её годами, прекрасно понимая, что это мизерная плата. Даже и не плата вовсе, а так — мелочь. Но иногда становилось обидно, и тогда забывалось всё: и то, что он сейчас здесь, а не в бушующем Грозном, что для него нашлось неплохое место, что скоро будет свой дом…. На миг, но забывалось.

— С заводом, — буркнул Виктор. — С Саламбеком. Вообще — с «ними»!

— Виктор Андреевич! Вы никак думаете, что это всё бесплатно падает с неба? — Кулёк улыбнулся ещё шире и вдруг резко сменил тон. — Едешь? Или…

— Еду.

— Правильно, — снова улыбнулся Валентин. — Всё будет нормально.

Виктор промолчал.

— Муха… — сказал Кулёк, когда он уже собрался уходить. — Ты скажи ему, что ещё не поздно, что я жду… мы ждём. Не бзди, Муха!

Виктор честно пытался не «бздеть». И когда садился на автобус в Моздоке — поезд он отверг сразу — и когда ехал через внешне совершенно не изменившуюся республику. У него это даже почти получилось, особенно, когда с удивлением обнаружил, что в автобусе большинство русские, в основном, старики. «Пенсии!» — не сразу сообразил Виктор. Ищущей своего места Ичкерии было не до таких мелочей, и пенсии старики предпочитали переводить в Россию. Точно так же ездили в Ставрополье и его родители. Страх сменился стыдом.

Только до Грозного.

Как только он вышел из автобуса на кишащей народом автостанции, страх вернулся и больше уже не исчезал. Страх уходил в глубину, прятался, как затаившаяся зубная боль, потом вдруг выныривал и вгрызался в мозг так, что ни о чём другом думать было невозможно.

В высоком небе ярко сияло не по-мартовски весёлое солнце, на деревьях уже набухали почки — ничего этого он почти не заметил. Воздух пах так же, как и всегда, пылью — это не заметить было невозможно. Ветер носил по грязным улицам тучи пыли, количество мусора и грязи поражало. «Вообще, что ли, не убирают?» — подумал Виктор, увидел стайку совсем молодых пацанов с автоматами и перестал замечать даже грязь.