Мухаммед Юсуф Аль-Куайид - Происшествие на хуторе аль-Миниси

— Подумай хорошенько, Абуль Гит. Ведь Сабрин не одна на хуторе. Подумай.

В полдень, когда хаджи Хабатулла сидит обычно в тени перед домом, Абуль Гит отправился к нему.

— Салям алейком, отец хаджи.

Хаджи сидел на плетеном стуле. Абуль Гит присел возле него на землю. Некоторое время оба молчали. Хаджи постукивал по стулу пальцами, принюхивался к запаху земли и думал о том, что она пересохла — не полили вовремя. Абуль Гит откашлялся.

— Я хочу сказать, отец хаджи…

Хаджи недовольно поморщился — не иначе Абуль Гит явился с какой-нибудь просьбой. А может, дознался до чего-нибудь.

— Я говорю, я уже взрослый человек, отец хаджи. Желаю и Сафват-бею скорее вырасти…

Прищурив глаза, хаджи пристально глядел на Абуль Гита. Выкладывай скорее, что там у тебя за душой, сын вертопраха. Много твой отец покуролесил, бегал за каждой юбкой — все искал смысл жизни в утехах да наслаждениях, в страстной любви, чего только не выделывал. Вот и сгинул где-то. Интересно бы знать, до чего он доискался!

— Чего ты хочешь, Абуль Гит?

— Я… я…

Слова застревают в горле.

— Я хочу выполнить половину своего долга перед Аллахом.

Хаджи расхохотался так, что все тело его затряслось.

— Вот оно что. Поздравляю. А кто же невеста?

— Сабрин, дочь Абд ас-Саттара.

Хаджи изумленно поднял брови.

— Что? Сабрин? Да разве она тебе пара, сын аль-Миниси?

— Так мне, значит, суждено, отец хаджи. От судьбы не уйдешь.

— Так чего же тебе от меня надо?

Абуль Гит дрожащим голосом:

— Помоги мне, ведь я тебе племянник.

Абуль Гит не помнит точно, в каких словах отказал ему хаджи. От унижения и обиды кровь ударила в голову. Хотел было бросить хутор и уйти куда глаза глядят, но любовь к Сабрин, горячая и нежная, удержала на месте. Лишь оставаясь один и окидывая взглядом землю, которая, как говорят люди, принадлежала его отцу и сделалась собственностью хаджи, он сжимал кулаки и грозил ими неведомо кому.

У Сабрин ее мнения никто не спросил. Отец хмурился. Занати, самый близкий ей человек, молчал. Только мать, возясь у печки и утирая тыльной стороной ладони пот с разгоряченного лица, сказала как-то:

— Абуль Гит разговаривал с твоим отцом.

Сердце у Сабрин замерло.

— О чем, мама?

Мать месила тесто, досыпала в него муку.

— Хочет жениться на тебе.

На этот раз Сабрин поняла. Но не сказала ни слова.

Если бы она была дочерью зажиточного человека, землевладельца, то сразу после сговора ее закутали бы в покрывало и запретили бы выходить из дому. Но бедная семья не может позволить себе лишиться пары рабочих рук.

В субботу Абуль Гит привез с базара подарки: головной платок, покрывало, бутылочку одеколона, фрукты. Расстелив платок на полу, он обратился к ней:

— Посмотри, Сабрин.

Мать тут же подхватила:

— Гляди, дочка, что он тебе принес.

С бледной улыбкой Сабрин подошла ближе.

— Нравится, Сабрин?

Она тяжело дышала, едва удерживаясь от слез. Закрыла лицо руками и убежала из комнаты.

— Аллах послал ей тебя, Абуль Гит.

Вечером, когда солнце уже село, цирюльник уста Абдо привез из Дамисны маазуна [37] Маазун — духовное лицо, уполномоченное заключать браки. , в очках и с большой книгой в руках. Слезая с прекрасного верхового осла, маазун поздоровался со всеми, и в ответ ему со всех сторон раздалось:

— Ва алейком ас-салям.

— Добро пожаловать.

— Рады видеть тебя на хуторе.

Кто-то подхватил повод, ввел осла в загон. Медленно, чинно выступая, маазун провозглашал:

— О господи, пошли нам удачу во всех делах, угодных тебе, о боже!

И эхом ему изо всех уст вырывалось:

— Аминь.

Мама, Занати, где вы? Ведь я не люблю его. Не мил он мне, клянусь милостью господина нашего Ахмеда ар-Рифаи. Почему вы меня не спросили? Разве вы не знаете, что мне еще и пятнадцати не исполнилось? Никогда еще сердце мое не испытало того сладкого чувства, о котором вы шепчетесь, сидя по вечерам под стенами домов. Когда я иду утром с подружками к каналу за водой и вдалеке показывается фигура Абуль Гита и слышится его кашель, девушки говорят: «Вон жених Сабрин. Он такой же старый, как ее отец».

Зачем это, Занати? Когда он приближается ко мне, разговаривает со мной, я совсем ничего не чувствую. Я не хочу замуж.

Маазун уселся в угол горницы. Абуль Гит разглядывает собравшихся: чистые галабеи, добродушные улыбки, грубые руки, потрескавшиеся ноги. У порога выстроились в несколько рядов башмаки без задников, сандалии, туфли на резиновом ходу. Все молчат, переглядываются. Известно, что самой свадьбы в этом году не будет, однако девушки в другой комнате поют свадебные песни, и обряд совершается как положено на свадьбе.