Росс Кинг - Домино

Другие явившиеся вослед гости особой общительностью не отличались и внешностью не блистали. Рядом с философом поместился крошечный человек, которому горбиться было вовсе незачем, однако казалось, что он делает это намеренно — возможно, из солидарности с прочими. Свое скрюченное туловище он изогнул в самой неудобной на вид позе , однако не менял положения до конца вечера. Чуть помедлив, он отвесил поклон — неловкий не то по причине застенчивости, не то из-за вызванной им боли в спине. Это, как оповестил лорд У***, был всеми почитаемый поэт Александр Поуп.

Бок о бок с мистером Поупом стоял еще более необычный человек, чье редкостное обличье затмевало уродливость мрачно настроенного поэта-карлика. Когда он, шагнув вперед, поклонился, Тристано едва не ахнул от испуга: столь диковинным показалось ему лицо, представшее в свете фонаря. Небывалый физиогномический набросок — поистине крайний предел безобразия! В самом деле, трудно было поверить, что эту ужасающую внешность могла произвести благодетельная Природа: тут, скорее всего, позабавился при свете факела какой-нибудь жестокий изготовитель масок. Лоб этого человека состоял из нескольких симметричных шишек; из-под неровных бугров свирепо выглядывали глаза — один был значительно больше другого и расположен гораздо выше. Под ними свисали объемистые рябые щеки, поверхность которых была так изрыта оспой, что на них без труда можно было играть в криббедж. Немалой длины темные волоски произрастали из этих ямок как бог на душу положит; наиболее заметные торчали из ноздрей, ошеломляя стороннего наблюдателя подозрением, что в носу выбрал себе место для жительства черный паук. Этот покрытый струпьями придаток отличался несоразмерной длиной и явно жаждал коснуться ничуть не уступавшего ему по величине подбородка в точке, где эти две громадные выпуклости — багровые и бесформенные — почти что сходились, едва не скрывая собой пару толстых губ.

Гротескного Пульчинеллу представили как директора Королевского театра на Хеймаркет — импресарио, который учредил в Лондоне маскарады и итальянские оперы: это был швейцарский граф Иоганн Якоб Хайдеггер. (Чуть раньше, в карете, лорд У*** отозвался о нем не слишком почтительно: по его утверждению, граф Хайдеггер ввел маски в моду с тем, чтобы прятать свое лицо — иначе дамам при его появлении грозил обморок.)

Однако отталкивающая внешность графа, очевидно, вступала в противоречие с его мягкой натурой: он благодушно улыбнулся и, в отличие от мистера Поупа, с готовностью отвесил поклон.

В заключение — после музыканта с виолой да гамба, престарелого герцога, органиста из церкви в Сити и поэта, менее, нежели мистер Поуп, примечательного как внешностью, так и, по-видимому, своим творчеством, — перед Тристано возникла еще одна странная фигура. Одежда этого человека выглядела бедновато: обремкавшийся галстук и нескладный камзол были заляпаны табачной жижей; башмаки нуждались в чистке; два-три шва на коротких штанах определенно нуждались в услугах портного, которыми, тем не менее, пренебрегли. Косо нахлобученный парик бросал тень на и без того смуглую физиономию, выражавшую брюзгливое неудовольствие. У графа Хайдеггера, к примеру, хотя бы камзол и белье блистали чистотой и были скроены по дорогому фасону; завитки на парике мистера Поупа лежали изящнее, чем на голове любой дамы, а его миниатюрный сюртук — размером едва ли больше одеяния восковой куклы портного — был во всех отношениях безупречен. Под рукой этого неряхи, опиравшегося локтем на небольшой домашний орган, высилась кружка с элем; пожелтевшими зубами он стискивал строптивую трубку, которая, отказываясь дымиться дольше десяти секунд, непрерывно сопела и хрипела, что побуждало курильщика бормотать себе под нос проклятия на неведомом иностранном языке.

— Позвольте мне представить вам великого композитора, мистера Георга Генделя, — обратился лорд У*** к Тристано, который учтиво поклонился, хотя мистер Гендель, презрев ответную любезность, второпях едва заметно кивнул, словно ему не терпелось поскорее начать вечер.

С музыкальной частью вечера, впрочем, отнюдь не торопились: по просьбе лорда Берлингтона мистер Бриттон откупорил две бутылки вина, недавно привезенного его светлостью из Италии. После того как вино разлили по бокалам и качество его было одобрено выразительными восклицаниями, граф посетовал, что в Дувре ему пришлось расстаться с целым ящиком этого превосходного напитка, поскольку за право ввоза двух других ящиков таможенники потребовали непомерную дань.