Джим Гаррисон - Зверь, которого забыл придумать Бог

Сегодня Джо явился в обеденное время с двумя ручьевыми форелями, одна весом около полутора фунтов, а вторая добрых три, знатный улов. В душе я еще оставался рыболов в достаточной степени, чтобы достать свои топографические карты, и Джо показал на самый центр болота площадью пять миль, расположенного довольно близко, — место, безусловно недосягаемое для старого хрена вроде меня. Пока я жарил форель на костре, Джо искупнулся нагишом в реке вместе с Маршей, и я обратил внимание, что ноги у него еще более мускулистые, чем у баскеболистов «Эн-би-эй». Я лениво подумал, что, может, Дик согласился бы отправить Джо в Северный Онтарио, а я бы нанял какое-нибудь Семейство из племени кри присматривать за ним. Жизнь на современном Верхнем полуострове казалась невозможной. Время свободы, необходимой Джо, осталось в прошлом Соединенных Штатов.

Ранний вечер был довольно теплым, но в воздухе все же чувствовалось дыхание осени. Я вернул Джо записные книжки, но, когда он попытался бросить их на раскаленные угли, забрал обратно. Когда он собрался в город, отказавшись от моего предложения подвезти его, он пожал мне руку — впервые за все время с момента несчастного случая цивилизованный прощальный жест. К горлу у меня подкатил ком, когда они с Маршей пошли прочь по проселочной дороге.

Уже довольно давно стемнело, когда Дик приехал ко мне с сообщением, что Джо исчез в озере. Группа слабоумных стариков, живущих в заведении, которое остроумно называется обществом ограниченной опеки, гуляла по мысу Береговой охраны, когда они увидели, как Джо ныряет в залив. Марша уже плыла за гусями, которые развлекались тем, что держались в дюжине футов впереди. Сопровождающий группы не слишком обеспокоился, когда примерно получасом позже Джо скрылся из виду. Он позвонил Дику уже после наступления темноты, и несколько катеров отправились на чисто формальные поиски, поскольку все были уверены, что Джо давно вернулся и ушел в лес.

Дик приехал около одиннадцати, и я спросил, почему он считает, что Джо продолжает плыть на север, к Канаде. Он сказал, что дело в оставленных на столе в хижине Джо тридцати трех долларах, перевязанных красной ленточкой, — не предсмертная записка в полном смысле слова, но жест примерно такого толка.

Мы выпили несколько стаканчиков виски, а около двух пополуночи наконец задались вопросом, почему мы предполагаем худшее, и в результате пришли к выводу, что у нас нет никаких особых оснований, помимо ощущения, что Джо сам чувствовал, что его жизненный путь закончился. Мы побранили себя за это нелепое умозаключение, но ни к какому другому прийти не сумели. Как старый специалист по животному миру, Дик в конечном счете изрек сомнительную мысль, что Джо исчерпал ресурсы своей среды обитания.

— Но он же человек, — сказал я без особого убеждения.

Вероятно, воодушевленный виски, я пустился в бессвязные разглагольствования, основываясь на обрывочных знаниях, почерпнутых из книг о мозге, и своем собственном смутном знакомстве с чувством полной дезориентации, которое знакомо многим сравнительно нормальным людям, не говоря уже о людях с травмой мозга. Мне пришло в голову, что Джо утратил приобретенные в течение жизни навыки взаимодействия с окружающей средой и способность адаптации к существующим условиям, когда врезался на мотоцикле в бук. После почти года малоэффективных попыток медицинского сообщества помочь ему (здесь врачи не виноваты, ибо знают разумные пределы оптимизма, в отличие от финансистов) Джо пешком отправился в путь, чтобы перекроить карту мира или составить карту единственного мира, который он был в состоянии воспринимать. В конечном счете такого мира оказалось недостаточно, чтобы сделать жизнь Джо терпимой. Я читал, что подобные люди в Нью-Йорке зачастую живут в туннелях метро, если не сидят в дурдоме Бельвью.

Дик давно уже утратил нить моей напыщенной, заумной болтовни.

— Да хер с ним со всем, — сказал я, и мы оба прослезились.

— Он был дикарем, этот мальчик, — сказал Дик, наливая нам, как он выразился, «по последней на сон грядущий».

Он заговорил о наших собственных юношеских подвигах в лесу, но тут же оборвал себя. Простой и очевидный факт заключался в том, что у нас всегда был обратный билет, что с нами не произошло никаких метаморфоз по воле судьбы. Дик довольно комично принялся массировать себе голову, словно задаваясь вопросом об ее истинном содержимом. Мы оба рассмеялись шутке. Он решил пройти пять миль до дому пешком, не желая врезаться в дерево и повредить голову и пикап. Дик всегда говорил, что ходить пешком для него не многим утомительнее, чем спать.