Антон Уткин - Дорога в снегопад

После капитализма больше не было «поворотных» пунктов истории. Вера в то, что технологии и наука улучшат условия человеческого существования, была подорвана распространением ядерного оружия, массовым голодом в странах третьего мира и бедностью на Западе. Пылкая вера в триумф свободы над тиранией, можно сказать, уничтожена увеличивающейся централизацией государств и увеличением власти бюрократии, полиции и изощренных средств слежки за людьми.

Человечество отныне живет в постоянной опасности непоправимого уничтожения живого мира системой, помешавшейся на росте, он заменяет органическое неорганическим, почву — бетоном, лес — пустыней, разнообразие живых форм — упрощенной экосистемой: короче говоря, пытается повернуть экологическое время вспять, к более неорганическому минерализированному миру, который не может обеспечить существование сложных форм жизни, в том числе и человека. В наше время все больше и больше теряется вера во все человеческие способности — способность жить в мире, способность заботиться о других людях и остальных формах жизни. Этот пессимизм ежедневно подпитывается социобиологами, которые говорят, что наши недостатки заложены в нас генетически: антигуманистами, оплакивающими нашу «антиприродную» сущность; биоцентристами, принижающими наши уникальные свойства идеями, по которым мы в мире «первородного греха» ничем не отличаемся от муравьев. А ведь кроме генетически запрограммированных насекомых мы не имеем ни одного эквивалента подобных иерархий вне человеческого мира. Поведение муравьиных солдат генетически запрограммировано, и иерархия пчел — это не социально организованный институт, который можно радикально изменить с помощью восстания. Таким образом, идет широкое наступление на веру в способность разума, науки и технологий улучшить мир и для самого человека и для жизни в целом.

Словом, так или примерно так говорил «Заратустра».

Главным его оппонентом выступал некто Кирилл Поздняков, тоже студент-историк, только из Московского университета. Вполне справедливо Кирилл ставил на вид Андрею Силантьеву, что способность быть разумными и свободными еще не означает, что она непременно будет реализована. Надежда, что люди создадут единый мир, сообщество различных народов, которые будут заботиться о своих ресурсах и улучшать жизнь повсюду, разбилась о рост национализма, расизма и бесчувственного местничества, которые порождает равнодушие к судьбам миллионов; что в истории существует неизбежное и необходимое и просто вероятное; что с этой точки зрения нет никаких серьезных доказательств в пользу того, что национальные государства были всего лишь вероятностью; что кроме абстрактного человечества существуют еще и народы, а народы, как и отдельные личности, имеют право на самоопределение, и тот факт, что народы эти в виде формы своего исторического бытования избрали именно государства, говорит скорее об обратном. К тому же, напоминал Кирилл, уничтожение национальных государств есть не только цель анархизма, но и мечта глобального капитала.

Андрей Силантьев, в свою очередь, обвинял Позднякова в перепевке старых социалистических догм и напоминал, что традиционной радикальной теории больше не существует; значительная часть из того, что еще недавно считалось социалистическим и коммунистическим, сейчас успешно работает на рыночную экономику. Почти благоговейное отношение Маркса к технологическому прогрессу в XXI веке стало помогать наиболее вредным целям технократической идеологии и бюрократии. Больше нет больших движений под красным флагом — остались только призрачные бунтовщики, гибнущие в бесполезных бунтах, и их лидеры, ведущие их стройными рядами в политический архив. Экономика, основанная на принципе «рост или смерть», обязательно противопоставляет себя природному миру и оставляет за собой экологическую пустыню. Самое же главное и прямо-таки трагическое в истории, что ориентированная на рост бюрократизированная и иерархичная социалистическая система не смогла стать альтернативой либерализму в том первозданном смысле, какой придает этому слову значение протоиндоевропейского прилагательного.

Как бы то ни было, оба они сходились на том, что капитализм, видимо, представляет собой момент «негативного абсолюта» для общества и природного мира. Никто не может исправить этот строй, изменить его или воссоздать с экологической приставкой, вроде «экокапитализма». Единственное, что можно сделать, это уничтожить его, так как он воплощает в себе все социальные болезни, начиная классовой эксплуатацией и заканчивая алчностью, милитаризацией и, наконец, ростом ради роста, которые опорочили цивилизацию и запятнали все ее великие достижения. Так называемые реформы, проводящиеся якобы во имя справедливости, запускаются лишь для того, чтобы управлять глубоким и растущим кризисом, а не для того, чтобы его устранить. Современная демократия лишается своих низовых институтов, которые составляли сущность демократии древней. Образованные, знающие граждане стали превращаться в заурядных налогоплательщиков, обменивающих деньги на услуги, и образование отказывается от своей гражданской направленности в пользу тренировки у молодежи финансово вознаграждаемых навыков. И скоро будет видно, как это ужасное направление разовьется в мире, где верх берут механические роботы и компьютеры, которые так легко использовать для надзора, и генетические инженеры, обделенные моральной чувствительностью.