Антон Уткин - Дорога в снегопад

Потом своим детским умом он постиг еще один обман, который как-то не замечали или не желали замечать все взрослые, ученые люди. А именно, что семьдесят лет советской власти делились на периоды, и советская власть при Сталине представляла собой совсем не то, что на своем излете, но почему-то все чистое и светлое, нужное и полезное, что удалось тогда создать, противники ее мазали исключительно преступлениями сталинщины и первых комиссаров. Гоше казалось, что не бывает на свете абсолютного блага, и если эту современную ему жизнь со всеми ее чудовищными извращениями выдавали за благо, близкое к абсолютному, следовательно, по тем же самым законам было такое приближение и стремление к абсолютному благу и право на него и у отринутой советской власти.

Как-то на уроке он прямо спросил учителя, неужели все революции имеют целью только единственно перераспределение благ, то есть отъем богатств у богатых в пользу бедных, а именно под таким углом зрения заставляли смотреть на побудительные причины революций новые школьные веяния. Неужели, недоумевал Гоша, никто из революционеров не думал об улучшении, совершенствовании самого человека?

Учитель попался без фантазии. Он неплохо знал свой предмет с его фактической стороны, но считал ненужным вносить в историю моральные начала и, главным образом, считал так потому, что сам их не имел. К тому же взгляды, к которым тяготел Гоша, в этой школе не поощрялись. Учитель вызвал в школу Митю, но пришла туда, конечно, Кира. Кира долго не могла взять в толк, от чего именно желает предостеречь ее бдительный и сервильный педагог, поняла только одно: сын читает в Интернете всякую опасную литературу. Но когда училась она, эта литература не просто не считалась опасной, а считалась самой душеспасительной и полезной. К тому же еще с советских времен было хорошо известно: написано может быть все что угодно, написанное — одно, а жизнь — совсем другое. Можно сказать, что с этого момента она и упустила сына. Отныне на все свои вопросы он искал ответы на соответствующих форумах и «ВКонтакте», где очень скоро отыскал таких же страждущих по человечеству.

Несколько раз они встречались в реале. Все — и парни, и девочки — были довольно обычные ребята «без заморочек»: ни эмо, ни готы, ни панки. Большей частью все они были студентами, и Гоша среди них был едва ли не самым младшим. Как могли, они искали ответы на те же самые вопросы, которые занимали Гошу. Хотя Мюррей Букчин и видел в разного рода отношениях иерархии главное зло человеческого общества, его последователи не избежали этого вседовлеющего закона мироустройства, вскрытого их учителем. Авторитетом среди них пользовался некто Андрей Силантьев, студент-первокурсник исторического факультета педагогического университета. Происходил он из железнодорожной семьи — его отец был начальником ремонтно-ревизионного участка Московской дистанции электроснабжения, то есть в каком-то смысле это была железнодорожная интеллигенция.

Андрей, пожалуй, был самым последовательным сторонником взглядов Мюррея.

Многим людям в наше время кажется, вполне справедливо говорил он, что рыночное общество, основанное на торговле и соревновании, существовало всегда, но вполне очевидно, что история знает и вовсе дорыночные общества, основанные на безвозмездном сотрудничестве, и что государство только одна из форм, которую принимало общество в процессе своего существования. Если раньше в обществе культивировалась вера в добродетельность сотрудничества и заботы о ближнем, то в современном обществе добродетелью является соревнование и эгоизм, и потому-то и не поощряются ассоциации любого рода, кроме созданных ради наживы и безумного потребления. Раз возникнув, миф об опасности подчинения человека природе вызвал угнетение человека человеком. Здесь лежат собственно причины иерархии. Они становятся вполне понятны, если отыскивать их корни в каждодневной жизни: в семье, в воспитании молодежи, в делении общества на возрастные группы, в ожиданиях, возлагаемых на индивидуальность, — другими словами, в повседневности гражданского или домашнего миров и в большинстве личных аспектов культуры и общинных церемоний. И иерархия не исчезнет, пока люди радикально не изменят эти основы повседневной жизни, а не только экономически уничтожат классовое общество.

Были времена, называемые «золотым веком», когда у каждого было право на средства поддержания жизни вне зависимости от его материального вклада. Право на жизнь было неоспоримым, и понятия типа неравенства не имели смысла, так как все неравенства, наступившие вследствие болезни или старости, компенсировались людским коллективом. Через этот биологический факт кровного родства природа проникала в основные институты раннего общества. Но постепенно родственные связи были истончены под влиянием небиологических институтов, таких, как государство и диктуемое им экономическое устройство. Истории известны и другие попытки устроить рациональное общежитие, которые были явно жизнеспособными, но привилегированные и жадные до власти люди их сокрушили.