Антон Уткин - Дорога в снегопад

Русский парень обменялся с Алексеем долгим, тягучим взглядом, в котором читалось все разом: и ужас, и растерянность, и даже какое-то не лишенное веселости изумление. Но, в общем, было это совсем не смешно.

В студийном коридоре Алексей столкнулся с Валерком, который приветствовал его как старого друга и пообещал вот-вот вернуть долг.

С воодушевлением проработав около трех часов, Антон вышел из комнаты, спустился на первый этаж к автомату с напитками и купил себе кофе. Около автомата стояла женщина средних лет с рыжими волосами и курила тонкую длинную сигарету, сбрасывая пепел в коричневый пластиковый стаканчик, в остатки капуччино. За несколько месяцев, что Антон провел здесь, они примелькались друг другу. Она слегка подвинулась, будто бы давая ему место, он кисло улыбнулся. Из полутемного коридора грянул мальчишеский смех — это были украинские порноактеры, которым просто некуда было пойти. Стоя в коридоре, они курили, бросая окурки прямо себе под ноги на протертый линолеум. Женщина глянула туда с видом оскорбленной добродетели, потом перевела на Антона взгляд своих желтоватых глаз.

— А вы что здесь делаете, — первая заговорила она, — в такую ночь?

— В такую ночь, — ответил Антон тем более просто, что это было чистой правдой, — я делаю здесь кино.

— О! — оживилась она; длинный хоботок пепла слетел с конца ее сигареты и зашипел в стаканчике. — Не покажете? Как делают кино?

— Сделайте одолжение, — согласился Антон и, любезно пропустив ее вперед, повел по узким, извилистым, тускло освещенным коридорам, плотоядно следя за тем, как под тканью ее брюк переливаются половинки зада.

У Антона в комнате была бутылка прасковеевского коньяка, лимон и зеленый чай «Липтон» в литровой бутылке. Увидев коньяк, Соня заявила, что вот-вот за ней заедет друг, но Антон возразил, что сегодня особенная ночь, почти такая же, как ночь Предопределения, и друг ее не осудит. Соня охотно согласилась с Антоном, и он коротко посвятил ее в тайны монтажа. В ответ она рассказала, что занимается организацией заграничных туров для о-очень состоятельных и притязательных клиентов, а Антон рассказал о недавнем путешествии Алексея, и она несколько раз уточняла, где именно находится Кашгар.

Друг все не ехал, зато появился Алексей, а следом к Антону на огонек забрел и Валерок. Он имел дурную привычку забывать, кому он уже рассказывал о своих злоключениях, и, увидев Алексея, пустился в подробности. Существовал он на средства более удачливой жены, которая его не ставила в грош, но с рук почему-то не сбывала, скорее всего из-за детей. Действительно, что-то в его представительном облике предстательствовало за папство, точнее, за отцовство. Он имел внешность идеального отца. Как бы то ни было, а с таким отцом было не стыдно пройтись по улице, даже если и в карманах у него было пусто. Только сейчас было не совсем понятно, хотя Валерок и пытался пролить на это свет, почему накануне главного семейного праздника он оказался здесь, а не в кругу своего семейства.

Конечно, о работе в такой обстановке не могло быть и речи. Антон потягивал коньяк и участливо слушал стенания своего приятеля, а Валерок, видимо, голодный, быстро захмелел и озорно поглядывал на рыжую Соню.

— Как вас звать, юноша? — насмешливо спросила Соня.

— Ах, девушка, — ответствовал Валерок, — мое имя вам ничего не скажет, потому что и мне самому оно ничего не говорит.

Быть может, лирично настроенный, он надеялся затронуть ее душевную организацию, ударить, так сказать, по струнам ее души, как по струнам арфы, и вызвать ответный благодатный звук, однако сегодня, по-видимому, струны ее души были настроены звучать для Антона.

Алексей подивился, как много одиноких фриков бродит в новогоднюю ночь по доживающей последние дни студии. Низко гудела аппаратура и тонко, по-комариному, лампы дневного света. Разговор опять зашел о путешествии Алексея в Уйгурию, и он, между прочим, высказал мнение, что у людей, которых мы презрительно называем чурками, стоило бы кое-чему поучиться, хотя бы солидарности и взаимовыручке, так недостающих русским. Соня безоговорочно его поддержала, ибо истолковала услышанное в каком-то совершенно специальном смысле, а Валерок издал некое невнятное мычание, то ли соглашаясь с ним, то ли раздумывая верить ему на слово. По мере того как пустела бутылка, взгляд Сонин затягивало поволокой, каким-то прозрачным туманом, в котором нарастало обещание, предназначенное Антону. Как-то уловив это, Валерок заметно поник.