Григорий Ряжский: Точка

— Ну Джексон просто, — тут же заявила преданность новому хозяину Светка-Москва, — Майкл Джексон, натурально, та же пластика и краткость таланта.

Девки грохнули, вся точка грохнула и опрокинулась насмерть: Что думать про это, Аркадий так и не понял, так как не знал — это про него хорошо или наоборот. Но Светке-Москве на всякий случай тогда запомнил. Так или не так, не было на точке после того случая живого человека, включая охрану, крышу и возил, чтоб не звал Аркашу Джексоном. Впрочем, вскоре тот и сам к прозвищу своему привык и даже стал немного таким фирменным погонялом гордиться, хотя зуб на сучару-Москву тоже при себе оставил.

Так вот, к чему это я этот разнобой затеяла? Плавно иду назад, обратно к жилью, что снимаем на троих с Зеброй и Мойдодыром. Про палаты и парламент я знаю из воскресных «Парламентских часов», когда после субботы отсыпаюсь, как вернусь — это как раз около трех дня, когда он идет, а до работы ещё рано, до точки. Нинулька-Мойдодыр тоже, как и Зебра, телевизор не очень, просит только обычно потише, потому что голова. А я отвечаю, что, Нинуль, мол, в голову кроме порошка и минета нужно еще чего-нибудь класть, так ведь? Беззлобно говорю это и даже не в шутку, вполне серьезно говорю, и она, кстати, это знает и не обижается на меня.

Вообще, мы живем дружно и не только потому, что примерно равный профессиональный стаж имеем при разном возрасте и статус: отъезжаем, как правило, за полтинник баксов, не тысяча двести в рублях, как девчонки, которых мамка с левого края держит, дальше от центра фар — те могут и за тыщу отъехать, а мы строго — полтинник. Сразу скажу — не стольник. Это не значит, конечно, что за стольник я не отъезжала — отъезжала сколько угодно, и девчонки отъезжали. Просто дело в том, что каждая из нас внутри себя знает точно — цена мне правильная вот эта. И это не понты, несмотря на всякий любой случай, что подворачивается и нередко. Эту определенность вырабатываешь в себе сама, преодолевая со временем внутренние противоречия из-за недооценки своей женской личности. А критерий один — доволен внутри тебя остался маленький совестливый человечек или не доволен.

Одним словом, все мы трое живем на Павлике и дружим. Павлик — это Павелецкий вокзал по-московски, хотя из Москвы нас родом никого. Мойдодырка, как я сказала, родом с Магнитки; Зебра — с Бишкека, и вообще звать ее Диляра, Диля, отец узбек, мать татарка; а меня зовут Кирой, и родилась я с самого западного края бывшей географии — в двух часах на автобусе от города Бельцы. Всё это, как вы понимаете, теперь заграничная Молдованская республика, но от этого мне не легче, а, наоборот, в сто раз хуже. Во-первых, потому что появилась я там на свет не вчера, а двадцать девять лет тому назад, когда не думала, что дом, где родилась, будет по сегодняшней жизни стоить полуторамесячный размер арендной платы за тесную двушку на Павлике с окном на перекресток. Во-вторых, потому что в доме том у меня двое деток, Соня — старшая и маленький Артемка, на попечении мамы, учительницы начальных классов. В третьих, потому что я проститутка со стажем и нескладной для такой жизни фамилией Берман. Ну а в четвертых и самых главных, потому что мне это нравится и я уже никогда не захочу обратно. Да! Вообще-то мы не говорим так про себя — проститутка, мы говорим — «работаем». И про других, кстати, таким же порядком — они тоже «работают». Но это к слову.

Так вот, Нинку никто в детстве не насиловал, у неё история по другому завернулась пути, через обычное алкоголическое родительское наследие, но в любом случае нервы у нее были в большем, чем у нас с Зеброй порядке, но именно тихая Мойдодырка первой узнала и заорала, как не в себе, когда передали по ящику в новостях. А сообщение было, что всего лишь три дня остается до открытия очередного чемпионата мира по футболу, который состоится одновременно в Корее и Японии. Я тогда как раз от парламентского часа до уборной отошла, а Нинка вслушалась и на себя вынужденно новость приняла первой.

— Бляди! — заорала она, как умалишенная. — Суки, мать вашу!

— Что??? — заорали мы с Зеброй, когда принеслись на Мойдодыркин крик. — Что такое???

Но Нинка уже стояла потерянная, вновь по обыкновению неслышная, тем более, что была больная, с температурой и простывшая после бассейна, и потому казалась смирившейся с ужасными обстоятельствами предстоящего куска жизни.

— Футбол у них начинается, — в тихом ужасе сообщила Мойдодыр. — Пиздец нам на целый месяц, без бабок останемся теперь. Клиент на ящик присядет, жди на точке обвала, а мне без допинга кранты, девки.