Норман Мейлер - Крутые парни не танцуют

Затем мы, похоже, снова очутились в «порше» – нас вдруг понесло в Уэлфлит. По дороге я остановил автомобиль в лесу (дом Гарпо был уже близко) и занялся с ней любовью на переднем крыле – да-да, потому что в это утро, проснувшись у себя в кабинете на четвертом этаже и вспомнив все это, я словно вновь ощутил, как смыкаются вокруг моего чудовищно разбухшего в ту ночь члена стенки ее влагалища. Как я, должно быть, ее отхарил! Прочь память о Пэтти Ларейн! Нас с Джессикой будто сделали в какой-то небесной мастерской: наши интимные части были идеально пригнаны друг к другу, прямо-таки неразделимы, а бедняге Лонни оставалось только смотреть! Если не ошибаюсь, он плакал, а я никогда раньше не чувствовал себя таким зверем. Его страдания были точно кровь для моего пещеристого тела. Вот как я жаждал любви через три с половиной недели после ухода своей жены.

Потом мы втроем опять разговаривали в машине. Он сказал, что ему надо остаться с Джессикой наедине, что ему надо поговорить с ней – дам я им поговорить? Он взывал к моей порядочности: позволю я им поговорить?

«Да, – ответил я, – но после этого мы проведем спиритический сеанс». Не знаю, почему это взбрело мне в голову. «Спорим, – сказал я, – она все равно будет моя после вашего разговора». И я помню, как взбирался по лестнице к Гарпо, помню и наколку – да, Гарпо мурлыкал себе под нос, орудуя иглами, и его славное помятое лицо было сосредоточенным, как у белошвейки, а потом… нет, я не мог вспомнить, как останавливался в трурском лесу, чтобы показать им свою делянку с коноплей, но это должно было произойти; да, теперь невозможно было представить, чтобы я этого не сделал.

Что же случилось потом? Оставил я ее наедине с ним или нет? В это утро мои любовные амбиции явно перевешивались соображениями личной выгоды. Теперь я надеялся, что оставил ее с ним и что это была ее голова, – тут и кончалось мое настоянное на марихуане преклонение перед чудо-сиповкой! – да, именно ее голову желал я найти в лесном тайнике. Потому что если убита Джессика – а я был в этом почти уверен, – тогда я мог бы обнаружить и другие следы. Если он убил ее в каком-нибудь мотеле и притащил тело (или только голову?) обратно на мой участок, то на обочине песчаной дороги должны были остаться следы колес. Можно проехать мимо его машины, где бы она сейчас ни стояла, и взглянуть на шины – наконец-то я стал рассуждать как сыщик; и все это, как я начал вскоре осознавать, было стремлением втащить мою душу вверх по высокой отвесной стене моего страха, благодаря чему я ощутил-таки себя достаточно сильным – да, достаточно собранным для того, чтобы мысленно предпринять свою вылазку во второй раз, а затем, по-настоящему, – в первый. Таким образом, проснувшись в кресле в восемь часов утра, освеженный воспоминаниями о плотских радостях с Джессикой, я обращал каждый вызванный очередной похотливой мыслью выброс адреналина на службу своей силе воли, призванной вытащить меня из трясины. И это заняло весь день, до самого вечера. Мне совсем не хотелось ехать туда в темноте, но я не мог ничего поделать. В течение долгих часов моя воля молчала, и я сидел в кресле или бродил по пляжу во время отлива, маясь так, словно мне вновь предстояло лезть на Обелиск. Однако вечером я снова принудил себя вернуться на то место, где был почти двадцать четыре часа назад, когда в мою дверь постучался Ридженси, а потом снова сел в «порше», хотя меня глодала мысль, что, избавившись от Джессики, Пангборн залез в мою машину и испачкал сиденье остатками ее крови – удастся ли мне когда-нибудь доказать это? – и поехал туда, в лес, поставил машину у дороги, пошел по тропе и с сердцем, бухающим, как таран во врата собора, залитый потом, который бил из меня несякнущими ключами, разыскал в туманном вечернем сумраке свой камень, отвалил его в сторону, запустил внутрь руку и вынул ее ни с чем. Не могу описать вам, как я обыскивал этот тайник. Я едва не прожег своим фонарем дырку в земле, но там был только сундучок и ничего больше. Голова пропала. Остался лишь сундучок с банками марихуаны. Я сбежал из этих лесов прежде, чем собирающиеся вокруг призраки взяли меня в кольцо.

Однако к тому времени, как я выбрался на шоссе, моя паника улеглась. Хотя, просыпаясь наутро после попойки, я частенько думал, что пора связать себя обещанием вовсе не выходить из дому (так мало я помнил о том, что делал накануне), на сей раз мне казалось, что с того вечера во «Вдовьей дорожке» я – несмотря на все мое смятение – больше не лишался памяти. А если так, значит, голову блондинки вынул из тайника не я. Это совершил кто-то другой. Вполне могло быть, что и убийство – не моих рук дело.