Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

Уилсону казалось, что Гольдстейн недопонимает весьма существенных сторон жизни.

- Эй, Гольдстейн! - крикнул он громко. - Иди сюда, к нам!

Гольдстейн оглянулся и робко улыбнулся.

- Спасибо, но мне хотелось бы дописать письмо жене, - произнес он мягким настороженным голосом, как будто ожидая, что с ним сейчас зло пошутят.

- Э-э, брось ты это письмо, успеешь, напишешь потом, - сказал Уилсон.

Гольдстейн вздохнул, поднялся и подошел к Уилсону.

- Чего тебе? - спросил он мягко.

Уилсон захохотал. Вопрос показался ему нелепым.

- Э-э, черт возьми, выпей с нами. Зачем же еще, по-твоему, я мог тебя позвать?

Гольдстейн колебался. Он как-то слышал, что виски, которое гонят в джунглях, часто бывает ядовитым.

- А что это такое? - спросил он, стараясь оттянуть время. - Это настоящее виски или какой-нибудь самогон из джунглей?

Уилсон возмутился.

- Ребята, правда это хорошее виски? Ведь вы не задавали таких вопросов, когда вам предложили выпить?

Галлахер громко фыркнул.

- Пей или проваливай отсюда к чертовой матери, Абрам! - закончил Уилсон.

Гольдстейн покраснел. Опасаясь презрения и насмешек, он уже хотел было выпить, но теперь отказался.

- Нет, нет, спасибо, - сказал он решительно. "А что, если я отравлюсь им? - подумал он. - Хорошенький это будет подарочек моей Натали. Женатому человеку, да еще с ребенком рисковать ни к чему". Гольдстейн снова решительно покачал головой и вопросительно посмотрел на удивленные лица товарищей. - Честное слово, мне совсем не хочется сейчас виски, - мягко сказал он, затаив дыхание, и, охваченный мрачным предчувствием, покорно ждал, что будет.

Всех присутствующих охватило негодование. Крофт гневно сплюнул и посмотрел куда-то в сторону. Лицо Галлахера от возмущения перекосилось.

- Они же все не пьют, - презрительно процедил он.

Гольдстейн сознавал, что ему следовало бы повернуться и уйти, чтобы продолжать писать письмо, но он почему-то предпринял попытку оправдаться.

- Ничего подобного, - возразил он, - я люблю иногда выпить перед едой или в какой-нибудь компании... - Он замолчал, не зная, что еще сказать. К нему снова вернулось то чувство, которое он испытал в тот момент, когда Уилсон громко окликнул его, - над ним хотят зло посмеяться. Тем не менее подчиниться требованиям товарищей он был не в состоянии.

- Гольдстейн, ты трус, вот кто, - сердито заявил Уилсон. Сознавая свое превосходство и пребывая под влиянием винных паров в приятном расположении духа, Уилсон испытывал снисходительное презрение к Гольдстейну за то, что тот так глупо отказался от предоставленного им, Уилсоном, шанса выпить.

- А-а, иди-ка ты к черту и продолжай писать свое письмо! - рявкнул Ред. Он был в дурном настроении, и его крайне возмущало выражение замешательства и унижения на лице Гольдстейна. Он презирал его за то, что тот не мог скрыть своих чувств. Ред предчувствовал, как все произойдет, когда Уилсон предложил Гольдстейну выпить. Ред точно знал, как Гольдстейн будет реагировать на предложение Уилсона, и сознание того, что ему удалось предвидеть события, доставляло ему немалое удовольствие. Где-то в душе Ред питал к Гольдстейну чувство симпатии, но постарался подавить его, - Парень, который не в состоянии постоять за себя, ничего не стоит, - сказал он раздраженно.

Гольдстейн резко повернулся и пошел прочь. Проводив его презрительным взглядом, пятеро подвыпивших парней снова уселись в тесный круг, и каждый из них почувствовал почти осязаемую привязанность друг к другу. Они открыли третью флягу.

- Я просто дурака свалял, что предложил ему выпить. Не понимает хорошего отношения к себе, - пробормотал Уилсон.

- Мы платили за виски и будем пить сами. Никаких бесплатных угощений, - заметил Мартинес.

Гольдстейн попытался снова сосредоточиться на письме, но вскоре понял, что писать больше не может. Он продолжал размышлять над тем, что сказали ему товарищи, и над своими ответами. Он очень сожалел о том, что не удостоил их такими ответами, которые пришли ему на ум теперь. Почему они говорили ему такие обидные вещи? Гольдстейн с трудом сдержал навернувшиеся на глаза слезы. Он взял письмо и прочитал то, что написал, но сосредоточиться больше не мог. После войны он намеревался открыть сварочную мастерскую и все связанное с этими планами неизменно обсуждал в переписке с женой, с тех пор как выехал из Соединенных Штатов. Перед тем как Уилсон позвал его, Гольдстейн не писал, а размышлял. Держа карандаш в руке, он радостно думал о том, как будет хорошо жить, когда станет всеми уважаемым владельцем мастерской. Его мечты о мастерской были отнюдь не фантазией. Он уже выбрал для нее место и точно подсчитал, сколько он и его жена накопят денег, если война продлится один год или максимум два. Гольдстейн был твердо уверен, что слишком надолго война не затянется. Он даже подсчитал, сколько они накопят денег, если его произведут в капралы или сержанты.