Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

Галлахеру пришла еще одна черва, и Крофт решил, что тот рассчитывает на флешь. К трем пикам Уилсон получил бубну, но Крофт считал, что Уилсон уже набрал флешь, и поэтому не волновался. Крофта всегда поражала хитрость Уилсона во время игры, это никак не вязалось с его в общем-то добродушным и покладистым характером.

- Ставлю два фунта, - заявил Крофт.

Уилсон бросил на кон два фунта, но тут Галлахер увеличил ставку.

- Удваиваю, - проворчал он.

Крофт заключил из этого, что у Галлахера наверняка флешь. Он аккуратно положил на одеяло четыре фунта.

- А я удваиваю твою ставку, - заявил он, испытывая приятное напряжение азартной игры.

- Черт возьми! Кон становится очень даже приличным, - не без радости заметил Уилсон. - Мне бы надо спасовать, но я никак не могу преодолеть желание взять последнюю карту.

Теперь Крофт был уверен, что у Уилсона тоже флешь. Крофт заметил, как Галлахер колебался, - среди пик Уилсона был туз.

- Еще удваиваю! - произнес Галлахер с ноткой отчаяния.

"Если бы у меня уже был фулхауз, - подумал Крофт, - я бы ставил всю ночь, но, поскольку его нет, лучше сберечь деньги для последнего кона".

Крофт бросил на кон еще два фунта. Уилсон последовал его примеру. Леви сдал всем по последней карте. Сдерживая возбуждение, Крофт обвел взглядом полузатемненный трюм, пристально посмотрел на висящие вокруг койки, заметил, как в одной из них, не просыпаясь, повернулся набок какой-то солдат. Только после этого Крофт не спеша поднял последнюю карту. Это была пятерка. Медленно, не веря своим глазам, он еще раз перебрал все свои карты. Неужели он мог так ошибиться? Затем с отвращением и досадой, даже не заставляя Уилсона открыть карты, Крофт бросил свои на одеяло. Он начинал выходить из себя. Не говоря ни слова, он наблюдал за дальнейшим торгом между оставшимися игроками. Галлахер положил на кон свой последний банкнот.

- Я, кажется, делаю грубейшую ошибку, но все же посмотрим, - сказал Уилсон. - Ну, что там у тебя?

Галлахер бросил на него свирепый взгляд, как будто знал, что проиграет.

- А что ты, зараза, хотел бы у меня увидеть?.. Червовая флешь с валетом - вот что у меня!

- Мне жаль огорчать тебя, - сказал со вздохом Уилсон, - но у меня пиковая флешь вот с этим буйволом, - закончил он, показывая на туз.

Несколько секунд Галлахер сидел молча. Прыщи на его лице сделались багрово-фиолетовыми. Потом его словно прорвало, и дрожащим от злости голосом, довольно громким в ночной тишине, он произнес:

- Этому ублюдку почему-то очень уж везет сегодня! Он загреб себе все денежки!

В койке, висевшей рядом с выходным люком, проснулся какой-то солдат и с возмущением крикнул:

- Ради бога! Прекратите этот галдеж, дайте хоть немного поспать!

- Катись отсюда к чертовой матери, если не нравится! - зло ответил Галлахер.

- Вы что, не знаете правил?

Крофт медленно поднялся с палубы. Это был сухопарый парень среднего роста, но держался он всегда так прямо, что казался высоким. Его узкое треугольной формы лицо абсолютно ничего не выражало; по крайней мере так казалось при слабом свете синей лампочки. Ничего не выражали его маленький рот, впалые щеки и короткий прямой нос. Впечатление производили лишь сверкавшие в свете синей лампы иссиня-черные волосы да леденяще-холодный взгляд глубоко посаженных синих глаз.

- Слушай, - обратился он к солдату с холодным спокойствием, - может, ты заткнешься? Мы будем играть где хотим и когда хотим. Если тебе это не нравится, мы ничего не можем поделать. Разве только выяснить до конца отношения.

С койки послышалось неясное бормотание солдата. Не сводя с него взгляда, Крофт продолжал:

- Если ты действительно хочешь выяснить отношения, то давай. Я готов.

Крофт говорил спокойно, с едва заметным южным акцентом, четко произнося каждое слово. Уилсон настороженно наблюдал за ним.

Солдат на этот раз ничего не сказал, и Крофт, слегка улыбаясь, сел на свое место.

- Тебе что, хочется подраться? - спросил его Уилсон.

- Мне просто не нравится тон этого парня. - ответил Крофт.

- Ну что же, давайте продолжим, - предложил Уилсон, пожимая плечами.

- Я больше не играю, - сказал Галлахер.

Уилсон почувствовал некоторую жалость к Галлахеру. Хорошего в том, что человек лишился всех денег, которые у него были, ничего нет, решил Уилсон. Галлахер в общем-то неплохой парень, а когда к тому же прожил с ним в одной палатке три месяца, становится действительно жалко человека.

- Слушай-ка, - предложил Уилсон, - из-за того, что нет денег, игру прекращать вовсе не обязательно. Хочешь, дам тебе взаймы несколько этих проклятых фунтов?