Анита Мейсон - Иллюзионист

Он задержался на полном толчеи базаре, пытаясь решить, что ему делать дальше. Нужно было найти ночлег. Для этого у него были деньги, но он считал отвратительным платить за крышу над головой, когда в прошлом он всегда останавливался у друзей. В прошлом всегда и везде находился дом, где жили друзья. Он сам отказался от этой удобной, семейной системы. И хотя он мог в любой момент переменить свое решение, подойти к дому и назвать себя, он не мог этого сделать, так как тогда бы он называл имя чужого человека.

Возможно, у него не было друзей.

В этот момент он увидел кожевенника, в доме которого когда-то останавливался. Мужчина, пытавшийся сбить цену на комплект ножей, поднял голову и встретился взглядом с Кефой. Он сразу узнал Кефу, но потом, к его удивлению, испугался. В полном смятении мужчина положил ножи на место и поспешно скрылся в толпе.

Кефа долго смотрел ему вслед.

Зелот снова ораторствовал.

— Затем я увидел глубокую долину, вход в нее был широкий. И я увидел карающих ангелов, которые жили там и готовили инструменты Врага рода человеческого. И он сказал: «Они готовятся для земных царей и правителей, которые будут с их помощью уничтожены».

Его голос поднялся до крика. Удивительно, насколько он был все еще силен.

— Если вы будете продолжать в таком же духе, — сказал Деметрий, — вас опять станут пытать.

Зелота пытали дважды после казни грабителей и освобождения слабоумного, когда в камере осталось только двое заключенных. В первый раз солдаты высекли его плетьми, концы которых были утяжелены кусками металла. Во второй раз они держали его ноги над жаровней. Им были нужны имена его друзей-заговорщиков, и всякий раз, когда ему велели назвать имена, он перечислял ангелов. В последний раз он дошел до Галгалиэля, прежде чем лишился чувств.

Зелот с трудом оперся на локоть. Большую часть времени он был вынужден проводить лежа на боку.

— Сын мой, меня будут пытать в любом случае. Им не нужен предлог.

— Но это ужасно! — сказал Деметрий. Мысль о том, что из этого измученного тела будут продолжать отдирать, выжигать или вырывать куски, заставила его передернуться от жалости и отвращения.

Зелот внимательно посмотрел на него.

— Типично греческое замечание, — сказал он.

Деметрий покраснел.

— Ничего, — сказал зелот, — никто и не ожидал, что ты поймешь.

Это правда, подумал Деметрий. Он никогда не понимал и вряд ли поймет. Существовали вещи, которые невозможно понять, размышляя о них. Все зависело от происхождения. Он не чувствовал в своей крови того, что чувствовал зелот, — печали родной земли.

— Вы не хотите, чтобы вас понимали, — с раздражением сказал он.

— Ты прав, — сказал зелот. — Мы хотим, чтобы нас оставили в покое. У нас свое предназначение. И раз у нас есть Бог, зачем нам нужны другие люди?

— А как насчет мира и покоя? — поинтересовался Деметрий.

— Только не теперь. Слишком высока плата.

Деметрий вздохнул. Героизм также относился к вещам, которые нельзя было понять, если их не ощущаешь.

— Поэтому вы предпочитаете умереть?

— Если бы ты не годился мне во внуки, я бы воспринял твой вопрос как оскорбление.

— Но это бессмысленно! — с возмущением сказал Деметрий. — Чего вы добьетесь? Как можно бороться с империей? Вас раздавят, как… как…

— Виноград в давильном прессе, — закончил фразу зелот и улыбнулся.

Деметрий узнал эту улыбку: он видел ее на самых разных лицах, но она была неизменной. В ней было что-то сугубо личное, она свидетельствовала об обладании сокровищем, недоступным для непосвященных, и означала, что продолжать спор бессмысленно.

Он промолчал. Молчание затянулось, преобразилось в спокойствие. Он увидел, что зелот уснул.

Город Птолемей уютно расположился в северном конце вытянутой мелководной бухты, прорезавшей неприступное побережье. Чтобы сделать естественную гавань глубоководной, были построены два мола, идущие на юг и восток от берега. Птолемей был римским портом и играл роль торгового центра для плодородной равнины, простирающейся за ним. Давно забытый египетский царь дал городу название, а оставшийся в памяти царь Иудеи подарил ему отличный спортивный зал. Симон Волхв принес в город свою новую религию, используя для новых целей свои знания древней магии.

Прогуливаясь однажды утром по набережной спустя несколько дней после своего приезда, он обратил внимание на странную круглую башню, стоящую на одном из молов ближе к берегу. Башня была около тридцати футов высотой и десяти футов в диаметре и построена из больших блоков песчаника, с квадратными амбразурами, расположенными по спирали. Заинтересовавшись, Симон подошел ближе. Над входом была надпись на латыни, посвященная богине фортуны, и патроним «Феликс». Внутри башни обнаружилась винтовая каменная лестница, упирающаяся в открытое небо.