Анита Мейсон - Иллюзионист

На земле у подножия фонтана лежал раненый голубь. Похоже, у него была сломана лапка. Он предпринимал неоднократные попытки встать на ноги, получая пинки от зрителей. Теперь он лежал неподвижно, грудка его тяжело вздымалась. Кефа велел Марку принести его.

Он подержал голубя в руках, потом провел ладонью над поврежденной лапкой. Птичка затрепетала и открыла глаза. Потом неуклюже встала на ноги. Кефа подбросил голубя вверх, и он улетел прочь.

— Голубь! — насмешливо сказал Симон.

Кефа снова спросил у публики, чей Бог могущественнее. Толпа отвечала, что в Риме и так развелось слишком много голубей.

— Тебе пока не удается уловить настроение аудитории, — заметил Симон.

Поскольку Кефа подарил им голубя, он решил подарить им орла. Римского орла, с великолепным оперением, острым глазом, сильным клювом и мощными когтями. Тот расположился на верхней чаше фонтана и жмурил свои желтые глаза на ярком солнце. Затем медленно, лениво расправил крылья и поднялся в воздух. Он величественно облетел Форум по периметру и, скрывшись за домами, ушел в сторону Капитолия.

Толпа наблюдала в почтительном молчании. Затем послышался одобрительный гул.

— Советую соблюдать осторожность, — сказал Симон, — при выборе следующего номера.

Кефа не знал, что делать дальше. Он растерянно смотрел по сторонам. Ему на помощь пришел случай, а может быть, и что-то иное.

Владелец одной из лавочек в аркаде, гончар, установил снаружи лавочки, частично по политическим соображениям, частично с целью рекламы своего товара, большой терракотовый бюст цезаря на постаменте. Будучи не только дорогим, но и потрясающе уродливым, он не привлек покупателей, но стоял на этом месте так долго, что стал неотъемлемой частью Форума. Молодые люди назначали у бюста свидания своим возлюбленным.

Сын лавочника взобрался на балку, чтобы получше видеть происходящее. Нагнувшись слишком сильно вперед, чтобы рассмотреть орла, он потерял равновесие и упал, разбив при этом вдребезги как терракотовый бюст, так и полдюжины гончарных изделий. Все повернули головы. Начавшийся было смех тотчас оборвался. Мальчик был испуган, но невредим. Изображение Нерона распалось на сотни осколков.

Лавочник, стоявший в толпе, зарыдал.

Его пытались успокоить.

— Никто не узнает. Быстро собери осколки и поставь другого.

— У меня нет другого! — рыдал лавочник.

Толпа замерла, постепенно осознавая весь ужас того, что произошло.

— В чем дело? — шепотом спросил Кефа у Симона. — Он был очень ценным?

Симон ему объяснил.

— Но ведь это всего лишь статуя, — сказал Кефа. — Это произошло случайно.

— Мы живем под властью императора, — сказал Симон, — который может привязать к колеснице человека за то, что тот лучший музыкант, чем он. Слово «случайно» не входит в его лексикон.

— Что он сделает с ними, с мужчиной и его сыном?

— Исходя из того что я знаю об императоре, — сказал Симон, — он скорее всего нарядит их в медвежьи шкуры и заставит убивать друг друга на арене.

Кефа посмотрел на него в изумлении. Симон увидел, как глаза Кефы потемнели. Кефа начал кое-что понимать.

— Марк, — тихо сказал Кефа, — найди мне миску.

— Миску? Для чего?

— Найди и принеси.

Марк кинулся выполнять поручение, пробираясь сквозь толпу. Вскоре он появился вновь с небольшим оловянным тазом.

— Одолжил у цирюльника, — сказал он. — Нужно будет вернуть.

Кефа спустился и набрал в таз воды из фонтана. Он сделал над ним какой-то знак. Затем стал пробираться сквозь толпу, осторожно неся таз, чтобы не пролить воду. Марк и Симон шли следом.

Они дошли до того места, где разбился бюст. Лавочник и его сын рыдали, вцепившись друг в друга. Вокруг собралась небольшая группа утешителей, дающих бесполезные советы. Осколки глиняной посуды были разбросаны на расстоянии нескольких ярдов.

— Скажи, чтобы они собрали все осколки и сложили их в кучу, — обратился Кефа к Симону.

Симон поднял вверх брови, но сделал, как его просили.

Неохотно, с саркастическими комментариями, они начали собирать осколки. Кефа заставил их смотреть внимательно, чтобы не пропустить ни единого. Когда осколки были собраны в кучу, он повернулся к Симону.

— Я делаю это для них, — сказал он. — Прошу тебя не мешать мне.

— Мешать? О чем ты?

Кефа вскинул голову, — видимо, молился. Потом, зачерпнув немного воды из таза правой рукой, опрыскал глиняные черепки.

Что-то дрогнуло в воздухе, слишком быстро, чтобы увидеть, что это было.