Шмидт отыскал на верстаке коробку маленьких сигар и закурил, бросив спичку в корзину для бумаг. Дурная привычка, от которой Мэри так и не смогла его отучить. В следующий раз он придет сюда с пепельницей — в извинение и в память. И тут мысль, которую он гнал от себя еще в саду, оформилась с окончательной ясностью — ее уже нельзя было отложить на потом, до вечера, когда сядешь у проигрывателя со стаканом в руке и поставишь музыку, под которую можно забыться. Конечно, ему придется уехать из этого дома, только нужно исхитриться сделать это так, чтобы Шарлотта не догадалась, что причина в Джоне, а если и этого не избежать, то нужно хотя бы выдать этот отъезд за знак добрых перемен: мол, к отцу вернулась радость жизни, и он, в полном согласии с устремлением детей дать начало новому поколению рода, решил пожить для себя. Оправдание совершенно бредовое, но ему не впервой притворяться и врать ради блага близких — справится.
Проблема с домом возникла не вчера. Еще в кабинете Дика Мёрфи, ведущего у «Вуда и Кинга» специалиста по доверенностям и завещаниям, к которому они с Мэри пришли, решив, что пора оформить свою последнюю волю, едва отзвучали непременные шуточки насчет здравого ума и твердой памяти, Шмидт увидел, что с домом не все ладно. Он спотыкался об это всякий раз, когда вносил в завещания исправления и дополнения, вызванные увеличением их с Мэри состояния или изменениями в налоговом законодательстве, а когда они еще раз собрались у Мёрфи перед тем как Мэри легла на диагностическую операцию — врачи тогда еще сохраняли оптимизм, — речь о доме зашла снова. Дело сводилось к следующему: дом не принадлежал Шмидту и слишком дорого стоил. Это был дом Марты, незамужней тетки Мэри по отцу, которая взяла ее на воспитание в сорок седьмом, когда мать Мэри умерла от пневмонии.
Мэри было десять. Отец ее погиб в волнах у плацдарма Омаха в первую высадку, и у нее осталась только Марта да была еще дальняя родня в Аризоне. Поженившись, Шмидт и Мэри каждый отпуск проводили с Мартой, и со временем Марта стала крестной матерью их дочери Шарлотты, а потом юрист Марты, употребив весь свой дар убеждения, едва отговорил ее от намерения оставить четырехлетней Шарлотте дом. В итоге все имущество Марты — а кроме недвижимости там была только небольшая даже в долларах 1969 года сумма денег: Марта жила весьма свободно и тратила свой капитал, а доверительный фонд, с которого она получала доход, по смерти Марты ликвидировался, и деньги отошли той самой аризонской родне — полностью перешло в собственность Мэри. Но к началу семидесятых Шмидт уже зарабатывал достаточно, чтобы содержать этот дом на побережье, так что сумма, унаследованная Мэри в наличных, понемногу росла, и заметную часть ее редакторской зарплаты, которую платило ценившее ее несомненный литературный вкус, а в остальном беззастенчиво коммерческое издательство, Мэри могла откладывать. Они условились, что Мэри сама покупает себе одежду и платит в парикмахерской, при необходимости — в такси и в ресторане, сама тратится на подарки, которые захочет сделать (нередко — вызывающе дорогие), и благотворительствует тем организациям, которые не нравятся ее мужу, а об остальном заботится Шмидт. И при всем этом у Мэри, сказал им Мёрфи, оставалось чуть больше миллиона долларов. Тетя Марта воспитала в Мэри старомодное отношение к деньгам: она полагала, что вкладывать нужно только в драгоценности и в самые доходные муниципальные облигации. С другой стороны, дом в таком месте уж точно стоит двух миллионов; если Мэри завещает дом и деньги Шарлотте, налог, причитающийся с наследницы, составит более миллиона, и выплатить его Шарлотта сможет только продав дом, а это полностью противоречило бы воле Мэри, единственный разумный план, сказал тогда Мёрфи, — завещать деньги Шарлотте, а дом Шмидту. Если дом наследует супруг, объяснил Мёрфи, это не облагается налогом. Когда же Шмидт умрет и Шарлотта унаследует все его имущество, там будет достаточно денег, чтобы уплатить налог. И еще останется столько, чтобы она могла содержать этот большой дом. И тут Мёрфи — Шмидт готов был придушить ирландского болвана — задал Мэри вопрос, который задавал Шмидту наедине и который Шмидт просил больше не затрагивать. Бог с ними, с налогами, но почему она не хочет, чтобы дом остался ее мужу, который вот уже более четверти века проводит там каждое лето и большинство выходных и вложил в этот дом кучу своих денег? Мёрфи упомянул установленную на деньги Шмидта современную систему отопления, бесчисленные ремонты крыши и самое недавнее благоустройство — новый большой бассейн и домик для гостей. Пока Шмидт жив, ничто не помешает Шарлотте, ее мужу и детям, когда они появятся, пользоваться домом так же, как пользовались им при тете Марте Шмидт с Мэри, а после Шмидтовой смерти Шарлотта получит дом в собственность!
Читать дальше