Эрвин Штритматтер - Романы в стенограмме

Его рассказ невольно вовлекал слушателя в запутанную семейную историю, и мне самому захотелось втянуть голову в плечи, когда я увидел, как удары судьбы настигают не самых худших.

Возвращаясь, он остановился возле кельнерши, чтобы оплатить свой счет. Он долго разговаривал с кельнершей-итальянкой, вероятно, что-то у них не сошлось в расчетах, и это говорило не в его пользу, но он оставил ей большие чаевые, что было вполне в его духе.

Вернувшись к нашему столику, он сказал:

— С этими фрейлейн с Итаки, того и гляди, попадешь впросак. Мой друг Хейнцельман однажды попался. Он хотел пойти с одной такой, а она начала разводить политическую агитацию. Да и вообще, кто пойдет с иностранкой?

Итак, законченный характер? Он все же еще раз оглянулся на кельнершу, но та была занята.

— Ну, а на чем мы порешим с вами? — спросил он. — Не заключить ли нам маленькое деловое соглашение? Вы можете застраховать домашнюю обстановку, жизнь или застраховаться от несчастного случая при занятиях спортом. Мы процветающее предприятие с тенденцией к расширению. В данное время мы следуем американскому образцу: даем возмещение за потерю жизни при военных действиях. Самое время. Кто застрахован от войны? Вы? Ну, подумайте об этом. Я не хочу быть навязчивым. И все-таки надеюсь, что мы обязательно заключим маленькое соглашение, не зря же я рассказал вам свою историю.

Он весьма корректно попрощался, поблагодарил меня за участие. В кафе уже царила не очень приятная атмосфера всеобщего исхода. Мужчины надевали шляпы, дамы облачались в модные куртки; со звоном падали монеты на мрамор столиков, на полную мощность крутился и жужжал вентилятор, кто-то беззастенчиво громко зевнул.

Подойдя к стойке, где у контрольной кассы кельнерша подсчитывала вечернюю выручку, он поболтал с буфетчиком, выпустил из трубки маленькое облачко дыма. И все поглядывал на кельнершу. Он все еще рассчитывал на внимание итальянки, и от этого показался мне напоследок не таким уж симпатичным.

Это рассказ о сдвинутом валуне.

В придорожной канаве цветет одуванчик, желтый и радостный, как тысячи лет назад. И нет ему дела, чем его считают: ранним салатом, питательным кроличьим кормом или средством, возбуждающим аппетит.

За придорожной канавой расстилается поле, оно уходит вширь и вдаль, даже глаза начинают слезиться, когда вглядываешься в светлый горизонт, чтобы определить, где же это поле кончается.

Сегодня пространство над полем — чернота, высветленная солнцем, то есть просто-напросто синева, и, поскольку звезд сейчас не видно, оно целиком отдано во власть жаворонков и самолетов.

Самолеты, как и жаворонки, и жаворонки, как самолеты, крыльями, на то и созданными, преодолевают сопротивление воздуха, взмывают вверх и парят над землей в пространстве, что зовется небом. Самолеты грозно гудят, а жаворонки завлекательно поют; для поверхностного человеческого слуха трели жаворонков — ничто, а гул самолетов для него — успокаивающее жужжание сытой летней мухи.

Тракторист Вернер Корни четырехкорпусным лемешным плугом лущит стерню кормовой ржи. Он не слышит ни жаворонков, ни самолетов, он слышит только шум своего трактора — многочасовую пулеметную очередь из выхлопной трубы.

Этому парню не подходит имя Корни, вовсе он не иссохший и не искривленный. Стройный, в бриджах и резиновых сапогах, подпоясанный широким, изукрашенным золочеными обойными гвоздиками ремнем, в шляпе с лихо, по-ковбойски заломленными полями, с черным петушиным пером за щегольской кожаной лентой — ни дать ни взять герой романтической литературы, — восседает он на своем железном тракторе, как на коне норийской породы. Товарищи по работе прозвали его «книжным червем» за то, что он вечно читает книги и регулярно посещает вечернее отделение сельскохозяйственного техникума.

Цветет одуванчик, заливаются жаворонки, гудят самолеты, а Корни под пулеметную очередь трактора знай себе прокладывает разом четыре борозды — туда-сюда, — словно четырьмя кисточками одновременно затушевывает лист бумаги, из серо-зеленого превращает его в серо-коричневый. И в то же время он предводитель разноперой птичьей процессии. Скворцы идут за ним в поисках червей. Три серые вороны тоже ковыляют в этой процессии, скворцы держатся от них в некотором отдалении — того требуют внушительные размеры ворон и устрашающие клювы (все вместе это зовется силой).

Перепел вприскочку, как блоха, бежит перед трактором, пытаясь укрыться в серо-зеленой стерне, что не так-то просто.