Шон Томас - Миллионы женщин ждут встречи с тобой

Наконец звоню Джо. Джо — транссексуал и скоро станет Джозефиной. Понимаете, с грудями. Мне, конечно, странно видеть это — мы дружим со студенческих лет, вместе ходили на футбол и играли в бильярд. Но если на свете и есть кто-то, способный пролить свет на сексуальные причуды, то только Джо. Уж он-то в этом хорошо разбирается.

Я рассказываю ему об опросе, который устроил среди друзей. И спрашиваю, как он впервые кончил.

Однако Джо отказывается говорить. Э-э, наверное, нужно снять возникшее напряжение… Делюсь с ним воспоминаниями о своем первом опыте, о мимолетном романе с уборщицей.

В трубке стоит тишина. Долгая тишина. Потом Джо переспрашивает:

— Ты разделся перед уборщицей?!

Я со вздохом подтверждаю сказанное. Джо изумленно присвистывает.

— Господи, это действительно странно.

Киваю. Джо прав. Я странный, какой-то особенный. Безнадежный чудак. Потом мне на ум приходит одна мысль.

— Джо, да ты же сам транссексуал, черт подери!

— Ну и?

— Ты носишь лифчики. И колготки. Когда не играешь в крикет. И ты считаешь меня странным?

К счастью, Джо смеется. Громко и долго. Он уверяет, что мне незачем волноваться, и у каждого свои причуды. Да уж, это точно. Потом он прощается, потому что ему еще надо заказать платье из каталога.

Стало быть, я нисколько не странный. Вернее, не так чтобы слишком. Ладно-ладно, я странный, ну и черт с этим! Мой опрос показал, что теория об отпечатках не выдерживает критики. Я же не повернут на уборщицах. Меня не возбуждает шум пылесоса или запах моющего средства. Я просто люблю низеньких, миниатюрных, сексуальных девушек.

Почему?

Кажется, я знаю, откуда это пошло. Первая девочка, которая мне понравилась и даже ответила сексуальной и эмоциональной взаимностью, была Элизабет. Мы вместе ходили в детский садик.

Знаю, знаю…

Я помню наш поцелуй только потому, что о нем написал. Ну, «написал» не в буквальном смысле, а прочитал эти слова всей семье за обедом. Мама их запомнила, а потом мое детское творчество даже напечатали. Неплохо, да?

Я подхожу к книжному шкафу и достаю оттуда брошюрку. Называется она «Всякая всячина», «сборник детских стихов, составитель Энтони Твейт». Интересно, найду ли я в этом стишке что-то новое о себе и своих сексуальных проблемах? Как так получилось, что мне тридцать семь, а я до сих пор одинок и люблю лишь невысоких фигуристых цыпочек с задорным смехом?

Итак, вот мое творение. Страница вся истрепалась. Перед стихом написано: «Шону было только четыре годика, когда он сочинил эти строки. Конечно, он не знал, что пишет стих, а думал, что просто разговаривает».

Почти правда.

Я немножко его подсократил, в книге было длиннее, но все в том же духе: когда я целую Элизабет, пианино начинает играть само по себе, яблони растут прямо сквозь крышу, лампочки идут в магазин, чтобы купить еще лампочек, и так далее. Потом снова появляется загадочный мистер Герд.

Итак, о чем говорит это грустное стихотворение? Что в возрасте четырех лет я был неисправимым романтиком? Или просто странным ребенком? Не знаю. Зато я до сих пор помню Элизабет Мейсон. Очень миленькая (для четырехлетней). Темноволосая, курносенькая, смешная, невысокая (да-да, я знаю, ей было только четыре). В детстве я нисколько не сомневался, будто нам с Лиззи суждено быть вместе. Увы, жизнь порой дает жестокие уроки. Когда нам обоим стукнуло по восемь, она встретила другого. Девятилетнего. Словом, та еще потаскушка. Зато я навсегда запомнил, чего можно ждать от женщин.

То же самое произошло со мной и в школе. Я учился в самой обыкновенной: куча галдящих мальчишек и столько же высокомерных девчонок. И была среди них одна особенная, по имени Салли Энн Лонг.

О, Салли Энн Лонг!

Она была очень красивой и не по годам прыщавой. Эта кокетка закружила меня в веселом танце на игровой площадке моего детства. Салли всегда говорила, когда надевала белые трусики. Она знала, что я по уши в нее влюблен. И даже обещала поцеловать, но не пришла в назначенное место. Я мечтал о ней долгие месяцы и даже годы — весь третий, четвертый и пятый классы. Чаще всего она с презрением отвергала мои настойчивые просьбы. Хотя в один прекрасный день я все-таки засунул руку ей под юбку и пощупал бедра. Это случилось на уроке географии. Салли только хихикнула и продолжала писать, как ни в чем не бывало, а я еще несколько лет с благоговением вспоминал тот чудесный миг. И вспоминаю его по сей день.