Хельмут Крауссер - Сытый мир

Мы шагаем в сторону моего озерца. Мой тайник действительно хорошо замаскирован. Правда, зимой он станет непригоден. Но до зимы ещё далеко. Я намыливаю лицо и бреюсь прямо над поверхностью воды.

Юдит с интересом смотрит на этот процесс и роется в вещах, разочарованная масштабом открытой тайны.

— Ийе, а это что такое?

Она извлекает из пакета перламутровую опасную бритву и опасливо держит её двумя пальцами.

— Да на ней кровь…

— Нет, это, наверное, ржавчина. От сырости.

— Лучше выбрось её! У неё такой ужасный вид.

— Ах… она мне дорога как память. Мне подарил её отец. А ему, в свою очередь, она досталась от его отца.

— И всё равно вид у неё ужасный.

Хорошо, по существу она права. Я от моего отца больше ничего не сохранил — почему же храню именно бритву? Я вышвыриваю этот предмет в озеро, размахнувшись как следует. По воде пошли круги.

Когда я смотрю на воду, меня охватывает страх божий. Терпению воды можно позавидовать. Юдит гладит меня по гладким щекам.

— Ну, что будем делать теперь?

— От таких вопросов тебе надо отвыкать. Иначе наступит скука смертная.

Я потискал её титечки. Она рассмеялась.

Мы автоматически выбрали путь в сторону Леопольд-штрасе. Чем шире улица, тем она притягательнее.

На Мюнхенской Свободе мы издали увидели мою семью. Они там околачивались в полном составе.

Это вызвало у Юдит неприятные воспоминания, и она внутренне напряглась.

Кто-то ударил меня по плечу. Я вздрогнул от испуга.

Но то был Том. Это хорошо. А ведь мог бы оказаться и Ирод.

Почти в аккурат на этом самом месте он перерезал горло пятому младенцу.

Том с восхищением разглядывает Юдит и подмигивает мне.

Я представляю обоих друг другу и утверждаю, что Том парень что надо. Юдит делает вид, что верит моим словам.

— Что вы собираетесь делать? — спрашивает Том, продолжая подмигивать.

— Мы не хотим видеть остальных, — отвечаю я. — Мы сейчас не от мира сего.

— Э?

Мы обходим площадь Свободы стороной. Идём вдоль Герцог-штрасе.

— Здесь когда-то был игровой клуб, — рассказываю я, кивая на бело-зелёный оштукатуренный фасад. — Я часто выполнял в нём роль крупье. У них там был босс, его звали Бернд Флах. Толстый человек с розовыми ушами, очень милый и немногословный. Недавно я узнал, что он застрелился. Жаль, он не раз ссужал меня деньгами.

Мы переходим на другую сторону, на Кайзер — штрасе.

Том держится как бы сам по себе и исчезает в супермаркете. Выходит оттуда с двумя банками пива.

— Захотелось пить! — объясняет он, одну банку предлагает Юдит, но та отказывается, зато я её беру, и мы с наслаждением присасываемся к пиву.

— Если бы это была кола… — говорит Юдит.

— Нет проблем! — орёт Том и снова бежит в супермаркет.

Этот парень — просто феномен. Я его очень люблю.

На сей раз, помимо заказанной баночки колы, он тащит целую шестиместную упаковку пива. И орущую кассиршу на хвосте. Приходится нам заложить спурт. Ну, это было нечто! В первый раз случилось такое, чтобы Тома засекли.

— Кажется, я испортился! — запыхавшись, говорит он, глотая слова, смертельно бледный.

— Не бери в голову!

— Увы! Наверно, я старею!

— Да тебе всего двадцать!

— И что же в этом хорошего?

Он тяжело ранен: глубоко задета его воровская честь. Юдит не понимает ситуацию, но улыбается. Ей понравилось удирать от погони.

Том скрестил руки за спиной и понурил голову. Вид у него совершенно убитый. Одну за другой он опорожняет три банки пива. Надувшись, он предлагает отправиться в Луитпольд-парк и подняться там на Насыпную гору. Хорошее предложение.

День становится жарким, а тут, на горе, хорошо поваляться в тени, поглядывая на голубую чашу открытого бассейна. Насыпная гора усажена тополями и липами, буками и ивами, и если на неё посмотреть в хорошем расположении духа, она вполне сойдёт за кусочек Тосканы. Дорожки тут асфальтированные, они ввинчиваются в гору тремя пересекающимися спиралями. На вершине стоит чёрный металлический крест. Он не очень мешает. Мы ложимся на склоне холма, повыше горки для санок. Мягкая трава, она просто усыпляет. Ребёнком я часто здесь играл, тут повсюду валялись одноразовые шприцы, с толикой крови внутри. Бёдра у Юдит очень стройные. Том поёт застольную песню. Куда я попал? — оказался тут вместе с двумя детьми.

На лбу Тома всё ещё колеблется тень позора, пережитого в супермаркете, она заставляет его то и дело сжимать кулаки и рвать траву в бессильной ярости. Он вскакивает и уходит слоняться. Юдит хочет, чтобы я потрепал её по загривку. Язычок у неё заходил ходуном. Вскоре она впустила к себе мою руку. Волосы у неё на лобке на ощупь очень мягкие. Мне попадались женщины, поросль у которых походила на жёсткую стальную проволоку.