Дорис Лессинг: Браки между Зонами Три, Четыре и Пять

Эл-Ит на прощанье помахала рукой молодым людям, и тут же ее кортеж тронулся в путь, хоть этот жест был предназначен вовсе не солдатам. Она скакала впереди, и только когда они все оказались в степи, обернулась и сказала:

— Предлагаю вам разбить лагерь тут, чтобы горы были у вас за спиной.

— Прежде всего, — командир говорил очень резко, он был раздражен: его солдаты пустились в путь, инстинктивно отреагировав на ее жест, не дождавшись его приказа, — прежде всего, я вообще не собираюсь делать привал, пока не доедем до границы. А во-вторых… — Но тут от гнева у него перехватило дыхание.

— Я только советую, — ответила Эл-Ит. — До границы еще девять-десять часов езды.

— Если ехать в таком темпе, то конечно.

— Скорость тут ни при чем. Обычно по ночам сильный ветер дует с востока и гуляет по всей степи.

— Мадам! За кого вы принимаете этих людей? За кого вы вообще нас принимаете?

— Да, конечно, вы солдаты, — кивнула она. — Но я подумала о лошадях. Животные устали.

— Они будут делать то, что им прикажут. Как и мы.

Наши летописцы и художники сумели неплохо обыграть эту перепалку между Эл-Ит и солдатами. Некоторые истории о ней начинаются именно с этого момента. Она возвышается над солдатами, сидя верхом, ее усталый конь свесил голову после долгого трудного перехода. Всадница утешает его, поглаживая своей белой рукой, на которой сверкают бриллианты. Все это хорошо, но… Эл-Ит всегда отличалась простотой в одежде, сроду не носила бриллиантов, не любила шика! Художники изображают, как у нее струятся по спине длинные черные волосы, вместе с вуалью, закрепленной на лбу бриллиантовой пряжкой. Они изображают искаженное злобой лицо командира, усмешки солдат. О том, что дует резкий ветер, говорят летящие по небу окрашенные облака и стелющиеся по земле степные травы.

В этом сюжете непременно присутствуют всякие мелкие животные. Над головой Эл-Ит парят птицы. На пыльной дороге стоит олененок, любимое животное наших детей, он прикасается мордочкой к опущенной морде коня Эл-Ит, как бы утешая его или передавая новости от других животных. Часто картины на этот сюжет носят название «Животные Эл-Ит». В некоторых сказаниях речь идет о том, что солдаты пытаются поймать птиц и олененка, а Эл-Ит их за это упрекает.

Я возьму на себя смелость усомниться, действительно ли эта перепалка произвела такое сильное впечатление на солдат, да и на саму Эл-Ит. Солдаты хотели продолжать свой путь, стремились поскорее уехать из этой страны, которая была им непонятна, в которой их смущало все, буквально на каждом шагу. Командиру не хотелось часами скакать под холодным ветром, но принять ее совет он счел бы унизительным для себя.

А холодный ветер уже давал о себе знать.

Теперь Эл-Ит снова стала самой собой, не то что на протяжении многих последних недель. Она поняла, что, предаваясь скорби у себя в комнате, пренебрегала многими важными обязанностями! Вспомнила, что со всей страны к ней прибывали сообщения, на которые она не отвечала — слишком была поглощена своими горькими думами.

Эл-Ит поняла, что с ее стороны это было непослушанием, и вот теперь она видит результаты. И поэтому теперь Эл-Ит стала более терпима к варварам и их командиру, который вел себя как мальчишка.

— Вы не назвали мне своего имени, — заметила она.

Поколебавшись, он ответил:

— Меня зовут Джарнти.

— Вы командуете конницей короля?

— Я командую всей его армией. Подчиняюсь непосредственно королю.

— Прошу прощения. — Эл-Ит вздохнула, и ее вздох услышали все. Конечно, приняли его за проявление слабости. И тут же в душе возликовали, как свойственно всякому варвару — торжествовать, заметив в ком-то слабость; зато их сердца сжимаются от страха, и они норовят сбиться в стадо, столкнувшись с проявлением силы. — Я хочу уехать от вас на несколько часов, — сказала Эл-Ит.

При этих словах солдаты в едином порыве, не ожидая приказа командира, столпились вокруг нее. Она оказалась в кольце захватчиков.

— Не могу вам этого разрешить, — заявил Джарнти.

— Каков был приказ вашего короля? — спросила женщина — тихо и терпеливо, но солдаты приняли ее тон за подобострастие.

И громко расхохотались — наступила разрядка после долгого напряжения. Они хохотали, кричали, и их крики эхом отдавались в скалах. Птицы, уже устроившиеся на ночлег, взвились в воздух. Из высокой придорожной травы с шумом разбежались звери, залегшие было на ночевку.

А дело было в том, что Бен Ата, напутствуя своего командира, крикнул ему следующее: «Ступай, раздобудь эту… и притащи ее сюда. А я ее потом хорошенько…» Потому что, пока Эл-Ит плакала и бунтовала, запершись в своем доме, Бен Ата просто выходил из себя от гнева и ругался так, что его голос разносился по всему гарнизону. Не было солдата, который бы не услышал, что думает король о навязанном ему браке, и гарнизон сочувствовал Бен Ата; все пили, смеялись, провозглашали непристойные тосты, разносившиеся затем по всей Зоне Четыре.