Дорис Лессинг - Браки между Зонами Три, Четыре и Пять

Бен Ата просто не мог себе поверить! Он с таким трудом удерживался от проявления не просто нерасположения, а открытой враждебности, и тут она вдруг вкладывает свою руку в его, как будто ничего не может быть естественнее. Его же рука будто окостенела и ни на что не реагировала.

Потом Эл-Ит поспешно, впереди него, пошла мимо цветов, мимо бьющих в небо струй фонтанов, к круглой платформе и там уселась, подобрав голые ноги под юбку.

В голове у Бен Ата все смешалось — удивление и протест. Эта великая королева, эта завоевательница — потому что он не мог воспринимать ее пребывание тут иначе, чем завоевание — была одета беднее и держалась проще, чем местные девчонки, пасшие оленей.

Эл-Ит смотрела прямо на него, настойчиво, обеспокоенно:

— Бен Ата, происходит что-то очень неблагополучное. С животными.

Он снова тяжело вздохнул:

— Ну, тебе, конечно, виднее.

— Да, да, это так. Скажи мне, твои пастухи или фермеры не докладывали тебе о том, что среди животных участились заболевания?

Теперь он смотрел прямо на нее, серьезно, в раздумье.

— Да, мне докладывали. Но постой-ка — никто не мог сказать точно, в чем дело.

— А как у них с рождаемостью?

— Рождаемость резко снизилась. Да, об этом мне говорили. — Даже подтвердив ее слова, Бен Ата не мог удержаться и не съязвить: — И что же рассказали тебе эти две клячи?

— Они не знают, в чем дело. Но все лошади чем-то сильно огорчены, все поголовно. Они потеряли желание спариваться… — Тут неизбежна была бы банальная шутка, и Эл-Ит поспешила сказать, как бы предупреждая эту шутку — и, как он почувствовал, его бурные возражения: — Нет, Бен Ата, ты послушай, в опасности все животные. И все птицы. И, насколько нам известно, такая же картина наблюдается и в растительном мире тоже.

— Вы что, и с растениями общаетесь?

— Конечно.

Несмотря на слабую попытку пошутить, он ловил взгляд Эл-Ит, глядя на нее серьезно и озабоченно. Он ей поверил. Бен Ата был встревожен и готов делать все, что сможет. Такой серьезный подход сблизил их, он уселся на платформу, ближе к Эл-Ит, чем раньше, но сделал это вовсе не потому, что ему требовалось прикоснуться к ней для утешения или ободрения.

— А что люди? Много ли детей у вас сейчас рожают?

— Нет, очень мало. И чем дальше, тем меньше.

— Да, у нас тоже.

— Пограничные районы нашей зоны совсем опустели.

— И у нас дела обстоят точно так же.

Какое-то время они помолчали. С восточного края неба сквозь влажный воздух пробивались лучи восходящего солнца. Облака стали бледно-золотыми, влажными, и все вокруг окутала желтоватая дымка. В ветвях лавров сверкали радуги, и потоки опалового света пронизывали слоистый туман, поднимавшийся с болот. Фонтаны по-прежнему выбрасывали струи воды, и во влажном воздухе их шум казался приглушенным.

— По-моему, тут довольно красиво, — сказала Эл-Ит негромко и довольно уныло.

И тут он от души расхохотался, уже без тени враждебности.

— О, да брось ты, не все так плохо! Увидишь сама, когда солнце взойдет и все вокруг высохнет. Знаешь, у нас тут бывают очень хорошие дни.

— Надеюсь! Пощупай мое платье, Бен Ата!

И при этих словах исчезла появившаяся было хрупкая близость. Разумеется, Эл-Ит предложила пощупать ее платье не из кокетства, а по другой причине, и как раз это его и оскорбило. Бен Ата потрогал складку темно-синей ткани большим и указательным пальцами и признал, что платье влажное.

— Бен Ата, мы в чем-то оказались неправы, обе наши зоны. Это очень плохо. Что теперь будем делать?

Он выпустил из пальцев ее платье и нахмурился:

— Почему бы Надзирающим просто не объяснить нам, в чем дело, объяснили бы — и точка. И тогда мы бы все исправили. — Он заметил, что Эл-Ит криво усмехнулась. — Ну, и что я сказал не так?

— Видно, предполагается, что мы сами найдем объяснение.

— Но почему? Чего ради? В чем смысл? Время только зря терять!

— В жизни не бывает так просто — наверное, я правильно догадалась, — сказала она почти шепотом.

— Ты откуда знаешь? — Но, задавая следующий вопрос, он сам понял, что ответ уже дан. — Как давно у вас установили теперешний строй?

— Никто и не припомнит, когда. Но сохранились предания. И песни.

— Уж я-то точно ничего не вспомню. Когда я стал королем, мне ничего подобного не рассказывали. Я только одно знаю: когда присылают предписания, полагается повиноваться. Вот и все.

— На моей памяти ничего такого не было. И при жизни моей мамы тоже.

— А при жизни ее мамы?