Дмитрий Тростников - Знаменитость

— Да уж, распустил вас этот бывший тюремщик, — выговорил мне голос из прокуратуры. — А если бы я успел уже по начальству доложить?.. Хорошо, я сразу не поверил про каких-то дурацких певцов подпольных! А то бы вы прославились — стали посмешищем среди всех питерских отделений милиции…

Двери хлопнули. Возвращались прапорщик и остальные менты. Я избавился от трубки, моментально бросив ее на рычаги, и перевел дух.

— Дозвонился? — спросил меня дежурный.

— Спасибо, — кивнул я, понимая, что сделал еще только полдела. Надо было срочно увести от начальника Алешу, пока этот Никитенко не перезвонит в прокуратуру, и обман не вскроется. Телефон на столе снова оглушительно зазвенел. Я уставился на него, как парализованный. Я ведь прервал разговор с прокуратурой на полуслове. Если это снова оттуда звонят переспросить?

— Дежурный прапорщик Никитенко! — поднял трубку милиционер. Он долго молча вслушивался. Лицо его меняло выражение. Я был не в силах сделать шаг.

— По порядку давай, — наконец отозвался он. — Сначала точный адрес квартиры, которую обокрали! Записываю…

Я перевел дух и шагнул обратно в кабинет начальника участка. Обитатели этого «песенного уголка» совершенно не обратили внимания ни на мое возвращение, ни на искаженное волнением лицо. Только сразу плеснули водки в стакан. Я подсел ближе к Алеше. Требовалось незаметно растолковать ему, что надо немедленно уходить. За считанные минуты, пока обман не вскрылся. Но Алеша был увлечен беседой.

— Так за что, говоришь, Палыч, тебя из майоров в капитаны разжаловали? — бестактно интересовался Алеша, успевая попутно наполнять стаканы. Водка в принесенной мною бутылке убывала с угрожающей скоростью.

— Да все через эту мою несчастную любовь к песне, — пожаловался мент. — Областной смотр-конкурс самодеятельных талантов проводили среди сотрудников ИТУ. Я подготовился отлично. Спел здорово. А в результате скандал на всю область, аж до министерства докатилось. Мне выговор в приказе, понижение в звании и перевод…

— Я думал, в вашем ведомстве только за побеги так наказывают, — поразился Алеша. — А в чем тебя обвинили?

— Так в неправильном репертуаре! — воскликнул мент. — Я же спел «По тундре, по железной дороге, мы бежали с тобою, замочив вертухая!..» А там, в первом ряду, сидело наше областное начальство. И по партийной линии, куратор из обкома… Свои же стукачи в министерство доложили, — вздохнул капитан. Ему было слишком неприятно вспоминать. И начальник поспешил вытянуть вперед могучую ручищу со стаканом, чтобы чокнуться.

Напоминание про стукачей подстегнуло меня.

— Нам пора уже. Там музыканты все уехали… — начал я, незаметно ткнув Алешу в бок. Но певец ничего не понял, равнодушно отвернувшись. Меня охватила такая досада, что впору было хватать его за шиворот и силой тащить наружу.

А Пал Палыч тем временем уже завладел гитарой.

— Вот послушай, Алеша! — попросил капитан. — Мне надо, чтобы кто-то знающий оценил — правда, у меня есть талант? Или это мне только подхалимы разные твердят?..

Алеша не реагировал, сосредоточенно доливая в стаканы остатки водки. А милиционер приготовился петь. Он сначала закатил глаза вверх, потом придал им какое-то чуть выпученное состояние, пытаясь изобразить сосредоточенную грусть. Широкое лицо Пал Палыча сморщилось от старания. И он заголосил. Причем не просто тоненьким, надтреснутым фальцетом. А с каким-то даже восточным акцентом, смягчая звуки, как это, наверное, делают казахские акыны, воспевающие степи и горы.

— Ябля-ки на снегу! Ябля-ки на снегу….

Выдав громкий бренчащий аккорд на гитаре, он уставился на нас.

— А дальше? — спросил ошарашенный Алеша.

— Дальше пока не придумал, — вздохнул милиционер. — Только первая строчка припева пока есть. Красиво сочинил, правда?.. Когда-нибудь вся страна распевать будет!

Я сдержался только каким-то чудовищным напряжением воли, так что на глазах даже выступили слезы. Мы с Алешей, не сговариваясь, инстинктивно уставились в разные углы комнаты, понимая, что стоит нам глянуть друг на друга — расхохочемся так, что впору будет улепетывать из кабинета и в помещении дежурки стекать по стене, икая от смеха.

— Ну, знаешь, Палыч, — перевел дух Алеша. — Тебе еще надо работать над собой…

— Вот и я говорю! — возликовал капитан. — Работать еще есть над чем. А жена упорно не понимает. Говорит — не прекратишь дома репетировать — разведусь! Все боится — стану я звездой эстрады, сразу женщины вокруг виться станут. Ей же не объяснишь! А талант в землю зарыть, от людей спрятать — это преступление, я считаю. Особо тяжкое! Вообще, думаю из ментуры уйти, песни сочинять и петь! Ну, давай за талант! — предложил воодушевленный капитан.