Дмитрий Тростников - Знаменитость

Последним в комнату зашел милицейский начальник изрядных габаритов. Он один был размером больше пары заморышей-сержантов. Отдуваясь, начальник снял фуражку и окинул странное помещение подробным взглядом. При этом он, не торопясь, вытирал платком пот со лба, мастерски держал паузу, не выдавая удивления.

— Концерт окончен! — наконец объявил этот капитан. — Ну и попали же вы, граждане! Только чистосердечное признание может облегчить вашу участь… — а голос у огромного мента неожиданно оказался тонким, пронзительным фальцетом.

Маленький настольный вентилятор тужился изо всех сил. Он гнал струйку спертого воздуха прямо на дежурного милиционера. Который сидел за столом в расстегнутой на две пуговицы серой форменной рубашке, весь заваленный папками и бумагами. Остальное пространство дежурной части отделения милиции, куда нас доставили всем скопом, было погружено в жаркую духоту.

— Оформляй всех! — велел дежурному необъятный милицейский начальник. Задержанные музыканты столпились хмурой кучкой перед столом.

— Сейчас составят протокол задержания — и все! Бумага есть — дальше не вырубишь топором, — мрачным шепотом предрек скрипач Ёсиф. — Доигрались! Теперь волчий билет — ни в один ансамбль не возьмут. На похоронах и в подземных переходах играть — за счастье будет. А некоторым знаменитостям — реальный срок светит…

Он многозначительно кивнул в сторону певца Алеши. Тот еле стоял на ногах.

— И никакой надежды? — тоже шепотом спросил я.

Ёсиф пожал плечами, давая понять, что надежда умирает последней.

— Может, Василич как-нибудь извернется? Недаром же его сразу в районное отделение повезли. Только мы должны молчать, как партизаны! Продержаться, чтобы он успел там договориться, подмазать кого следует. Нам тут надо в полную «несознанку» уйти — домашний концерт, репетировали ко дню рожденья мамочки… — шепотом наставлял меня бывалый скрипач.

Алеша тем временем озирался по сторонам, силясь понять, где находится и что происходит. Обеими руками певец опирался на угол стола, но все равно пошатывался, непроизвольно сдвигая стопку папок дальше к краю.

— Товарищ капитан! — взмолился дежурный. — Ну, как я вот этого алкаша оформлять буду? Он же на ногах не держится, его в вытрезвитель надо, пусть там с ним работают…

Этот милиционер не представлял, как быстро на самом деле Алеша приходит в себя. Всего полчаса назад несколько стражей порядка выволокли из подъезда и с размаху кинули в «черный воронок» худое тело с неловко болтающимися длинными руками. Но даже в момент экзекуции певец только завозился на железном полу УАЗика, так и не проснувшись.

— Фамилия, имя, отчество? — как можно отчетливее спросил его дежурный, оформляя протокол.

— Козырев он, Алексей Даниилович, — торопливо пояснил скрипач Ёсиф, стараясь не усугублять неприятностей. — Вы извините его, товарищ милиционер, перебрал человек на жаре, с кем не бывает.

Но милицейский начальник вдруг передумал уходить в свой кабинет. Он сделал шаг к столу дежурного, в упор оглядывая компанию с высоты своего немалого роста.

— Я спрашиваю: фамилия, имя и отчество?! — угрюмо прикрикнул дежурный на шатавшегося Алешу, явно бравируя в присутствии начальства, что шутить он сам не собирается и другим не даст.

— Я Алеша Козырный! — вдруг во всеуслышание заявил певец с нотками апломба. Все милиционеры, присутствовавшие в дежурке, захохотали.

Музыканты замерли. На лице Ёсифа застыл неподдельный ужас. Видимо, каждый раз, когда эти ребята записывали очередной подпольный концерт, дамоклов меч разоблачения висел над всеми. Каждый удар по струнам сопровождался этим глубинным страхом, накопленным годами. И вот главный певец блатных песен с первых же слов разоблачил себя сам, безо всяких хитроумных допросов.

— Это который воровские песни поет? — сообразил дежурный. — Ну, товарищ капитан, всему отделению, считай, пофартило! В прокуратуру докладывать? Такое дело раскрыть не каждый год удается — оно даже по министерскому отчету может пройти! — не скрывал радости активный дежурный.

Еще бы ему не радоваться, когда на столе в качестве неопровержимого вещдока лежала бобина с пятьюстами метрами импортной магнитофонной пленки «BASF». И каждый ее метр содержал неопровержимые доказательства преступления. И сколько продлится разбирательство — одному богу известно. Перспектива, что не отпустят до конца дня или того хуже — посадят на ночь в камеру, стала совершенно реальной.