Дмитрий Тростников - Знаменитость

И его окрик только подстегнул мое главное желание — прямо сейчас уехать от проклятой гостиницы свободным, в такси, а не в наручниках.

— Я соберу деньги! Не знаю как — но соберу. Только дайте немного времени, — попросил я.

— К пяти часам мы к тебе домой приедем. Только не вздумай его обмануть. Чтобы все деньги были. Иначе сядешь! — поставил меня перед фактом Валет и заторопился с отчетом к своему «старшему товарищу».

Когда я втискивался на заднее сиденье «Волги», гриф роскошной гитары, занимавшей там все оставшееся свободное пространство, неприятно боднул меня в висок. А когда такси резко рванулось с места, я стукнулся о гитару второй раз.

— Дорогая гитара? — потихоньку спросил я Еву, стиснутую между нами на заднем сиденье. С этой минуты меня начало интересовать все вокруг, что стоит денег.

— Кто бы знал? — недовольно отозвалась она, пытаясь сесть посвободнее. — Эту гитару какой-то умелец сделал у нас в Питере. А какая у самоделки может быть цена? Звук у нее, и правда, хороший, чистый. Единственное имущество, которое имеется у нашей звезды, — съязвила Томашевская. — Как до сих пор еще не пропил — я удивляюсь! Наверное, все-таки не дорого стоит…

— Она всегда ко мне возвращается, — певец все еще стискивал инструмент в любовных объятиях, прижавшись к деке небритой щекой.

— А что значит «Сандер Стратакастер»? — недоумевал я.

— Все это голый понт! — фыркнула Томашевская. — Услышал где-то, что у Джимми Хендрикса или Мика Джаггера все знают, как гитары называются. Вот и наш младенец себе выдумал игрушку…

«Волга» мчалась по утреннему летнему полупустому Питеру. Мы быстро проехали весь Невский, почти свободный от машин в этот час, и направлялись куда-то на новую окраину города. Я лихорадочно пытался изобрести способ, как срочно достать много денег. Но ничего не приходило в голову. На встречу с Асланбеком я уже опоздал, так что этот вариант отпадал, по крайней мере — сегодня. Но даже при удачном стечении обстоятельств сразу две тысячи там было не взять.

Пьяного Алешу быстро укачало, он сомлел и хватал воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

— Приоткройте там окно. Чтобы нашего солиста ветерком обдувало, надо ему трезветь, — распорядился Василич, обернувшись с переднего сиденья. — Хочешь, Алеша, настроение тебе подниму?..

И, не дожидаясь ответа, он попросил водителя такси:

— Федор, включи, пожалуйста!

Молчаливый водитель пошарил одной рукой у себя под креслом и извлек оттуда пропыленную магнитофонную кассету с ободранными наклейками. Не отрывая взгляда от дороги, он втиснул кассету в портативный магнитофончик «Весна», зажатый между передними сиденьями, и нажал клавишу.

— Стоял я раз на стреме! Держался за карман! Как вдруг ко мне подходит незнакомый уркаган… — Из магнитофона раздался искаженный помехами и приглушенный многочисленными перезаписями, но вполне узнаваемый голос Алеши. А затем в ритме танго вступила пронзительная скрипочка.

В зеркальце заднего вида я наблюдал, как водитель улыбается и, скосив глаза, рассматривает — какое впечатление произвел сюрприз на певца.

В этот момент наше такси остановилось на светофоре. А в соседнем ряду затормозил грузовик «КАМАЗ», тоже в ожидании зеленого света.

— Послушайте, в КАМАЗе тоже меня крутят! — завопил взбодрившийся Алеша.

Василич энергично открыл пошире свое окно. Я тоже прислушался. Из кабины грузовика, возвышавшегося над нашей «Волгой», доносилась трудноразличимая музыка, заглушаемая фырчанием мотора.

— …Выпьем за мировую, выпьем за жизнь блатную!.. — напел вслух сияющий Алеша. — В позапрошлом году делали, с ансамблем «Хулиганы»?..

— Точно! — согласился Василич.

Светофор дал зеленый свет, и КАМАЗ с оглушительным ревом тронулся с места, обдав нас клубами отвратительно вонючего выхлопа.

— Закройте окошки сейчас же! — потребовала Ева, уткнувшись носом в розовый букет.

— Знакомый голос! Вся страна слушает Алешу Козырного! — польстил Василич, закрывая окошко.

— Слушать-то слушает. А в лицо никто не знает, — посетовал Алеша. — Ведь, если бы ты Федю не предупредил, кого он везет сегодня, он бы никогда и не узнал. Точно Федор? — спросил Алеша водителя. Но все равно чувствовалось, что он польщен.

— Радуйся, что никто не знает. А то давно бы уже посадили за блатные песни, — проворчала Томашевская.

Улучив момент, когда никто не видел, я слегка потискал ее ногу выше колена. Ева недовольно отдернула колено и даже не обернулась ко мне. А такси уже въезжало в один из новых окраинных микрорайонов Ленинграда. Уже пару пятилеток он застраивался одинаковыми панельными девятиэтажками. Здесь повсюду в небо торчали подъемные краны, а жители были обречены годами пробираться к своим жилищам через непролазную глину бесконечной стройки. У крайнего подъезда одной из таких новых девятиэтажек и остановилась наша машина. Вопреки традициям новостроек лифт в подъезде работал.