Наринэ Абгарян - Манюня пишет фантастичЫскЫй роман

Хозяйки вытаскивали тяжелые ковры и выбивали их на белом полотне снега. Ковры мигом возвращали себе былую молодость, переливались яркими красками и долго потом пахли свежестью и зимой.

Однажды, декабрьской туманной субботой, мы с Каринкой гостили у Ба. Родители с Гаянэ и Сонечкой уехали в Кировабад — навестить нашу бабулю, а мы предпочли остаться с Манькой. Ба испекла свое знаменитое песочное печенье, и мы весь вечер соревновались: кто дольше продержит во рту растаявший, приятно пощипывающий язык тоненький лепесточек выпечки.

Ба следила за нами с плохо скрываемым раздражением.

— Если вы будете дурачиться, то я больше не дам вам сладкого! — наконец не вытерпела она.

— Ба-а, — я мигом проглотила печенье, — не обижайся на нас, мы просто вкусничаем!

— Я вам дам вкусничать! — нахмурилась Ба. — Так ведь подавиться можно, вдруг печенье не в то горло попадет?

Манюня с Каринкой и ухом не повели, а я побледнела. Из-за специфического строения носоглотки я постоянно давилась едой или питьем, и тогда напуганная моим задыхающимся видом семья кидалась отбивать мне все, что находится выше почек.

— Вся в своего отца, — причитала мама, — и того хлебом не корми — дай только подавиться!

Папа давился даже чаще, чем я. Потому что ел очень быстро. Особенно часто он давился сырой морковкой, которую очень любил и поглощал в каких-то неподъемных для человеческого желудка количествах. Поэтому, как только папа приближался к холодильнику, мама тут же бросала клич:

— Дети, ваш отец снова собрался есть морковь!

Мы тут же слетались со всех концов квартиры и обступали отца.

— Идите отсюда, — ругался папа и быстро-быстро пожирал морковку, — все будет нормально, я не подав… кха-кха-кха… люсь… кха-кха-кха… уху-кха!

— Папа, откинь голову! — орали мы и колотили его по спине. — Вот тебе вода, отпей глоточек.

— Захрмар… кха-кха-кха, это вы во всем виноваты… кха-кха-кха… не дадут человеку нормально… кха-уху-кха… поесть!

Я отодвинула свою тарелку и встала из-за стола. Манька с Каринкой и не подумали следовать моему примеру. Они с блаженным видом перекатывали во рту сладкую жижу и мычали от удовольствия.

— Ммммм!

— Посмотрите на этих дегенераток! — прогрохотала Ба.

— Бааа, — ткнулась я ей в грудь мордочкой, — ну Ба-боч-ка, они не подавятся!

Ба засмеялась и поцеловала меня:

— Ну до чего ты ласковая, Нариночка, совсем как теленок!

— А я? — мигом проглотила печенье Манька. — Я что, не ласковая? Я тоже как теленочек, скажи, Ба.

— Теленочек, не волнуйся, — чмокнула внучку Ба и уставилась на Каринку: — Ну что, Чингисхан, так и будешь упрямиться?

За особую склонность к разрушительной деятельности Ба назвала Каринку Чингисханом. Каринка гордилась своим прозвищем и использовала его как зубодробительный аргумент.

— Знаешь, как меня люди называют? — наскакивала она на очередного шкодливого мальчика: — Чингисхан! Хочешь в глаз?

Мальчика и след простывал.

Вот и сейчас Каринка расплылась в довольной улыбке и проглотила печенье.

— Ба, ты меня так почаще называй.

— Если я стану тебя еще чаще так называть, то ничего, кроме слова «Чингисхан», произносить не буду, — хмыкнула Ба и убрала со стола вазочку с печеньем.

Потом вернулся дядя Миша, и мы побежали смотреть, как он паркует Васю. Или как Вася дает себя парковать.

— Быр-быр кха-кха, — возмущался Вася.

Дядя Миша остервенело шуровал рычагами, крутил баранкой и громко ругался. Вася угрюмо выкидывал коленца — шерудел дворниками и буксовал почем зря. Наконец дядя Миша таки припарковался, вылез из машины и в сердцах хлопнул дверцей.

— Мать твою за ногу, — проорал, — ну что ты за чучело такое? Сдам в металлолом!

— Напугал, — хмыкнул про себя Вася и победно забулькал маслом.

— Нет, ну ты представляешь, — жаловался дядя Миша, щедро поливая вкуснючие пельмени схтор-мацуном [9] Соус из чеснока и мацуна. — поехали в Дилижан, так Вася снова на полдороге заглох! Провалялись несколько часов под его брюхом, кое-как завели и вернулись обратно.

— На симпозиум не попали? — замерла с ножом в руках Ба.

— Нет!

— Миша, ну сколько тебе говорить: надо машину продавать?

— А кто ее купит? — развел руками дядя Миша. — Кому она нужна? Да и я к ней привык, — добавил он после минутного молчания.

Ба обернулась и смерила сына долгим взглядом.

— И-их, весь в своего отца! Ни амбиций, ни боевитости. Где бы ты был, если бы не я? Кочегаром бы работал. Или плотником. Или монтажником, во! — вспомнила она знаменитую на всю страну песню из фильма «Высота».