Клаас Хейзинг - Чернокнижники

Фальк Райнхольд в спешке (здесь вам предстоит читать проворно , но кто нынче поймет это слово?) покинул свое жилище. Он, этот разработчик книжных напластований, спустился во вполне реальное подземелье. Продемонстрировав поразительное знание навыков повседневной жизни, привычно протиснулся к автоматам для продажи билетов, быстро сбежал вниз по обычной лестнице, избавив себя от толчеи на эскалаторе, и с будничным выражением на лице втиснулся в переполненный вагон метро. Он даже не успел как следует прочувствовать влажную духотищу вагона. Сойдя уже на следующей станции, он поднялся наверх. На улице Фальк грациозно обогнул две пары величаво, будто паруса под ветром, колыхавшихся дамских плеч, попытавшихся было перегородить ему дорогу, и, приведя дыхание в обычный режим, зашел в книжный антиквариат.

Ни к чему повторять, что выкрашенная в зеленую краску дверь стояла настежь. Совершенно излишне упоминать, что продавец лишь на мгновение оторвался от книги, которую читал. Нужно ли в деталях описывать, как Фальк Райнхольд, повинуясь безошибочному чутью, сразу же направился к нужной книге? Но стоило ему взять томик, как к нему прилип второй, да так плотно, будто приклеился. Усилие. Фальк Райнхольд вынужден был применить силу, чтобы разделить намертво приставшие друг к другу переплетами книги. Подчеркнуто деловито, без эмоций, Райнхольд поставил выбранную книгу в шкаф, обменялся парой фраз с антикваром… (Но вам ведь уже знакома эта сцена. Так что давайте уж не будем на ней задерживаться ради экономии времени и отмотаем пленку назад, а чтение продолжим уже на квартире Фалька Райнхольда.)

Содержание книги не завладело вниманием Райнхольда. Сплошная сухость, будто кожа старого переплета. Полнейший разброс мыслей. Пересохшее русло повествования. Заложив пальцем страницу, на которой он окончательно съехал с колеи, Райнхольд улегся спать, и во сне ему привиделись судьбы этих двух книг. [6] В печатном экземпляре тексты двух упоминаемых книг приводятся параллельно в две колонки. Изобразить это проблематично, да и читать так вряд ли кто станет, поэтому при вёрстке принято решение разместить их друг за другом. — Прим. верстальщика.

Знаете ли вы, что значит быть книгой святоши-смертоубийцы?

Прошу вас, не умаляйте силы этого чувства. В конце концов, мы — продолжение плоти владельца, и все похвалы и порицания доходят и до нас.

Прошу вас не забывать, что я из доброго семейства. Мое первое воспоминание восходит к дипломату Фридриху Басту, находившемуся в Париже по делам службы его величества короля Пруссии. Фридрих Баст часто брал меня в руки. Это деликатное и вместе с тем непринужденное прикосновение человека светского, дипломата. Незабываемое чувство. Мою тринадцатую главу он собственноручно переписал для своих будущих лекций по эллинистике. Я очень близко к сердцу восприняла его уход из жизни. Он означал для меня и чувство неуверенности за свою дальнейшую судьбу. В 1812 году вся библиотека была выставлена на продажу. Все мы показали себя с лучшей стороны. Ибо до нас дошли слухи, что среди прочих на аукционе будет присутствовать и посланник короля. Сначала мне показалось, что между одним неброско одетым господином и аукционистом имеет место тайный сговор. И на самом деле, посланник его величества гневался, давая понять аукционисту, что далее затягивать игру ни к чему. В последний раз он назвал свою более высокую цену, чем этот смутьян, после чего с оскорбленным видом покинул зал. И вместо королевской резиденции нас ждал весьма неказистый, полностью забитый книгами и плохо проветриваемый провинциальный домишко. Degoutant. [7] Отвратительно (фр.). — Примеч. пер. Нечто вроде галантерейной лавки, но применительно к литературе. Каждый раз, когда господин пастор брал меня в руки, надавливая при этом на кожу переплета, я отказывалась открыть ему свое содержание, и так до тех пор, пока он силой своих толстых и плохо подстриженных ногтей не смог проникнуть в меня. Такое он проделывал дважды. Пробегал глазами по моему содержанию, не вчитываясь в него. Нашлепнул на меня свой мерзкий, мокрый экслибрис и затем поставил меня в один ряд с другими, вернее, впихнул на заполненную до отказа узкую и неудобную полку. Я задыхалась. Грубиян и неотесанный мужлан. И еще: сначала это были всего лишь слухи, но вскоре они подтвердились. Этот пастор — убийца. А мы — орудия преступления. Один антиквар приобрел нас лишь из бесстыдного любопытства. До сей поры я только меняла антикваров, однако для частной библиотеки так и не была приобретена. О том, чтобы скрасить однообразие моих дней, позаботилось то самое достойное сочувствия создание, которое вы, несомненно, заметили на полке рядом со мной в антикварной лавке. С годами мы подружились. Она пришлась мне по душе своей естественной свежестью, даже, пожалуй, молодцеватостью. И еще: мне, конечно, будет ее не хватать, хотя я от души рада обрести здесь новое и достойное жилище. И пусть у вас будет все хорошо, дражайшая.