Рейчел Сейфферт - Темная комната

– В общем, можете послать его прямо так, но если передумаете, вычеркните этот кусок.

Она обводит пять предложений.

– Это о вашем дедушке. Дело, конечно, ваше, но письмо без них смысла не утратит.

Миха опоздал. Он пришел на вокзал с огромным запасом времени, но сначала одну электричку отменили, затем – вторую.

На платформе, коротая время, шепотом беседуют люди. Миха думает об отце – тот всегда приходит заранее и теперь будет его ждать. А еще думает: «Почему сегодня? Почему п оезда не ходят сегодня?»

– Прости. Заседание затянулось.

Отец пожимает плечами, угощает его кофе. Они стоят у киоска, а вокруг жители пригородов разворачивают кульки со снедью. Миха не собирался лгать. Нужно было сказать ему про электрички, но как-то само собой вырвалось. Эдакая бесцельная ложь – легкомысленная, бездумная.

Он думает, я нарочно опоздал, чтобы его обидеть.

Получается, Миха обидел отца, еще и рта не успев раскрыть.

– Я не стану много говорить, Михаэль. Буду краток.

Оглядывает вокзальную толпу.

– Мой отец был солдатом. Он погиб под Сталинградом, и я никогда его не видел, но знаю, что сражался он против солдат, а не против мирных граждан, и с этой мыслью я могу жить спокойно. Шла война. И эта мысль меня успокаивает. Аскан служил в SS. В Waffen SS, но все равно в SS, и он воевал на востоке. Это кое о чем говорит. Мне. О том, что всегда есть повод сомневаться. О том, что ты прав.

Миха молчит. Сам сказал.

Миха смотрит на отца, как он качает головой. Откашлявшись, фати продолжает.

– Я знал Аскана много лет, десять лет. Я любил его, я люблю твою мать, а она его сильно любила. В душе, понимаешь, я не могу поверить в то, что он был способен убивать. В бою – само собой, но не так, как ты думаешь. Не расстреливал безвинных.

– Гиммлер говорил, что это как в б ою. Война против евреев.

– Михаэль. Дай мне договорить.

Миха кивает. Ему совестно. Он терпеливо ждет, пока отец подберет слова.

– И все же сдается мне, что он был на такое неспособен. Но повод для сомнений всегда есть.

Миха, чтобы не смущать взглядом отца, отводит глаза и смотрит в чашку.

– Я не говорил о своих сомнениях твоей матери – и никогда не скажу. А тебе сейчас это говорю, чтобы кое-что объяснить. Пусть это закончится на нашем поколении. Ясно? Бернт, твой дядя, родился уже после войны. Ты понимаешь? Я не хочу, чтобы это коснулось тебя и Луизы. Аскан вас обоих любил. Я хочу, чтобы у вас от него осталась только его любовь.

Берет портфель и пальто. Миха не может себя заставить взглянуть на отца, поэтому не знает, смотрит ли тот на него.

Мина права. Я н атворил сам не знаю что.

Миха снова здесь, и чувствует себя неловко; он этого не ожидал. Когда он в прошлый раз видел Елену Колесник, он плакал у нее на пороге, а она вынесла водки и настаивала, чтобы он ушел.

Сегодня она приготовила еду, испекла чудесный сытный хлеб. Пока она накрывает на стол, Миха рассматривает фотографии на подоконнике. На одной из них сняты Колесник с женой – в то время, когда они были моложе, средних лет. На обоих – пальто, застегнутые от холода на все пуговицы. Стоят, втянув головы в плечи, на засыпанных снегом каменных ступенях. Держат друг друга за руки, руки в варежках, Елена прижимает к груди букетик цветов. Оба смотрят не на камеру, а в землю. Оба улыбаются, но явно смущены. Когда Миха отрывает взгляд от снимка, в дверях стоит Колесник.

– Это вы, на фотографии?

– Да. В день нашей свадьбы. Мы были далеко не молоды, когда поженились, видите?

– Но и не стары.

– Да ладно уж, чего там, конечно, стары. Нам повезло, что мы друг друга нашли.

Старик улыбается. Жена тоже улыбается, когда он пересказывает ей разговор. Говорит ему что-то, глядя на Миху.

– Елена говорит, что это единственная фотография, где мы вместе. И это правда.

Она снова обращается к мужу, и тот кивает.

– Мы знакомы всю жизнь, и всего одна фотография.

– Пожалуйста, скажите вашей жене, что перед отъездом я вас сфотографирую. И пришлю ей из Германии снимок.

Колесник переводит его слова, и Елена, покраснев, радостно кивает. Миха тоже обрадован.

За едой он рассматривает Колесника. Руки у того большие и тяжелые. Мощные кости, грубая кожа; скрюченные пальцы с выступающими костяшками, широкие плоские ногти. Они, эти руки, медленно движутся от тарелки ко рту, тяжело лежат на столе, когда он жует. Взглянув ему в лицо, Миха отводит глаза. Старик тоже на него смотрит: наблюдает за тем, как он наблюдает.