Садек Хедаят - Темная комната

ТЕМНАЯ КОМНАТА

Человек, который сел ночью в наш автобус, следовавший по маршруту в Хонсар 1, осторожно закутался в темно-синий плащ и надвинул широкополую шляпу под самые брови, словно хотел отгородиться от внешнего мира и людей этот мир населявших. Под мышкой он держал сверток; он прикрывал этот сверток рукой. В течение получаса пока мы ехали, он не принимал участия в разговоре водителя и пассажиров. Его отстраненность на всех давила. Всякий раз, когда позволял свет в салоне и снаружи, я бросал взгляд на его лицо: оно было бледное. У него был маленький, но прямой нос, а его тонкие веки были, казалось, опущены. Глубокая складка, залегшая по обоим краям его губ, выдавала в нем сильную волю, словно он весь был выточен из камня. Время от времени он проводил кончиком языка по губам, затем снова возвращался к своим мыслям.

В Хонсаре автобус остановился напротив автобусной базы Мадани, и хотя мы должны были ехать всю ночь, пассажиры вместе с водителем вышли из автобуса. Я посетил гостиницу и вокзал; и то и другое выглядело не слишком приветливо, поэтому я вернулся к автобусу и чтобы убедиться в том, что мы остаемся здесь на ночь, сообщил водителю:

— Мы, конечно, остановимся здесь до утра.

— Да, — подтвердил тот мою догадку. — Дорога не внушает мне доверия. Ночь мы проведем здесь, а рано утром двинемся в путь.

Тут я заметил, что мужчина в плаще подошел ко мне ближе. Глубоким, но спокойным голосом он произнес:

— Сомневаюсь, что вам посчастливится найти подходящее место для ночлега. Если у вас здесь нет знакомых, почему бы вам не остановиться у меня?

— Благодарю, но мне бы не хотелось доставлять вам беспокойство.

— Никакого беспокойства. Я ненавижу тааро̀ф 2. Я не знаком с вами и не горю желанием вас узнавать. Так что никаких одолжений с моей стороны. Недавно я обустроил себе новую комнату. С тех пор моя старая комната пустует. Думаю, это будет намного удобнее, чем ночевать в гостинице.

Его простые, бесцеремонные слова поразили меня и натолкнули на мысль, что я имею дело с человеком не совсем обычного свойства. Я сказал ему:

— Хорошо. Пойдемте!

И без всяких возражений последовал за ним. Человек извлек из кармана фонарик и включил его — перед нами вырос луч яркого света. Мы миновали несколько переулков, петлявших между кирпичными стенами. Вокруг было тихо, и тишина эта могла поразить любого. Иногда мы слышали журчание воды и ощущали на лице дуновения ветра. Потом, через какое-то время я заметил свет, горевший в двух домах в отдалении. Несколько минут я сохранял молчание и двигался рядом с человеком в тишине, а затем, чтобы разговорить молчаливого спутника, произнес:

— Должно быть, этот город красив.

Казалось, его испугал звук моего голоса. Через мгновение он ответил:

— Из всех иранских городов, в которых мне приходилось бывать, Хонсар — мой самый любимый. Большей частью меня влечет в нем именно древность, а не его сады или поля. Город сохранил дух средневековья — в своих переулках, в камнях кирпичных домов, под сенью тех высоких дерев. Его гостеприимство, гостеприимство его закоулков, ощутимо ровно настолько, что каждый может почувствовать то удобство, в котором жили его прежние обитатели. Место, где он расположен, полностью изолировано — и в этом есть своего рода поэзия: здесь нет газет, автомобилей, самолетов и поездов, всей этой чумы нашего века, — в особенности, автомобилей, которые поднимают пыль, гудят клаксоном, словом, проповедуют новый менталитет в самых удаленных концах света. В любую, самую неприметную дыру, самую захудалую местность — везде они несут с собой эти новые, необдуманные мысли, извращенные толки, глупые имитации.

Он направил луч фонаря на одно из окон и произнес:

— Глядите. Здесь на окнах потрясающие резные наличники. Это частный дом. Вы можете почувствовать запах почвы, аромат свежескошенной люцерны, равно как и менее приятные запахи. Здесь можно услышать птичий щебет. Жильцы этого дома подходят к делу примитивно, но основательно — и это напоминает другой, затерянный мир — мир, далекий от шумной суеты нуворишей.

Внезапно он вспомнил, что приглашал меня к себе, и спросил:

— Вы ужинали?

— Да. Мы ужинали в Гольпайегане 3.

Мы миновали несколько ручьев и приблизились к горе, прежде чем он отворил ворота, ведущие в сад, и мы зашли во двор. Дом представлял собой недавно построенное здание. Мы вошли в небольшое помещение, где располагались стол, два кресла и раскладушка. Он зажег керосинку и пошел в смежную комнату. Через несколько минут он вернулся; на нем была розовая сорочка. Он принес еще одну лампу и зажег ее. Затем человек развернул сверток, который был с ним во время поездки; внутри оказался красный абажур: он водрузил его на лампу, которую принес из комнаты. После долгой паузы, словно бы не зная точно, должен ли что-то говорить, он спросил: