Томас быстро возвращается к Лоре, на ходу стирая плевок, пряча бумажник обратно в карман. Улыбается и поднимает Лору к окну. Но люди в вагоне никак не могут угомониться, кричат сердито. Томас шепчет:
– Все хорошо, все хорошо. Все замечательно, вы можете ехать.
Лора хочет вырваться, но Томас подталкивает ее еще выше.
– Нет, Томас, пожалуйста, нет. И ты с нами, и ты с нами.
Она умоляет его, брыкается. Он проталкивает ее в вагон. Юри визжит, через Лору тянется руками к Томасу.
– Ты должен ехать! Братья и сестры! Ты тоже должен ехать!
Он вцепляется в жакет Томаса; но Томас загораживается руками. Щурит глаза, хмурится от яростного мальчишеского натиска. Юри визжит до тех пор, пока Томас не залезает в вагон.
* * *
Час за часом они сидят на полу вагона в проходе, у двери. Прямо под ними, поскрипывая, медленно катятся по рельсам колеса. На остановках никто не сходит. С крыш спрыгивают солдаты и выстраиваются вдоль путей. Они ведут себя спокойнее, чем американцы. У них форма темнее и движения сдержаннее, но все-таки они не спускают рук с автоматов и готовы пристрелить каждого, кто вздумает бежать. Лора рада, что они едут. Напротив сидит Томас и избегает ее взгляда.
С наступлением темноты Юри забирается Томасу на колени и кладет голову на грудь. Томас сидит с закрытыми глазами, но Лора знает, что он не спит. Ее начинает клонить в сон. К плечу притулилась Лизель, на узле в ногах спит Петер.
Лора просыпается оттого, что занемели ноги и бедра пронизывает резкая боль. Томас во сне поменял позу, но Юри по-прежнему спит у него на коленях. Лора стаскивает ботинки и щиплет себя за ступни, стараясь не задевать волдыри и ранки. Поезд качается и дребезжит. Ноги начинает покалывать, но боль не стихает. Дождавшись, когда покалывание почти проходит, Лора отправляется прогуляться по поезду. Перешагивая через спящих, цепляясь за стены и пошатываясь, она пробирается по ускользающему из-под ног коридору и через тамбур попадает в соседний вагон. Она останавливается у открытого окна и подставляет лицо ветру, слушает, как внизу в темноте визжат колеса. В тело больно впивается оконная рама. За окном проносятся поля, леса, все благоухает.
Из соседнего купе доносятся голоса. Лора стоит у окна и прислушивается, не поворачивая головы.
– На первый взгляд можно подумать, будто все эти снимки сделаны в одном месте.
– Но в газетах пишут, что лагерей было много, наверное, сотни.
– Я не говорю, что таких лагерей не существовало. В конце концов, в каждой стране есть своя система тюрем. Я просто хочу сказать, что людей там не убивали.
– А трупы на снимках?
– Постановочная съемка. Снимки всегда нечеткие, так ведь? Либо темные, либо зернистые. Лишь бы ничего не было видно. А люди на этих фотографиях – актеры. Это американцы сварганили, может, и русские им помогали, кто знает.
– С чего ты взял?
– Ну, во-первых, Фанинк, а потом еще Мон. Торштен и его брат тоже слышали.
– Это было написано в газетах?
– Послушай, я видел фотографии. Повсюду одни и те же люди. Одна и та же сцена снята с разных ракурсов. Любой дурак заметит.
Краешком глаза Лора видит в углу двух парней. Немногим старше ее. Лица гладкие и худые, глаза блестят. Сидят на узлах у двери купе и курят. Свечной огарок на полу между ними трепещет на сквозняке. У одного нет руки. Рукав приколот к плечу и подергивается. Заметив Лорин взгляд, он машет пустой складкой одежды.
– Граната.
Улыбается ей. У Лоры вспыхивают щеки, хорошо, что кругом темень.
– Я тоже видела эти снимки.
– Подумаешь, кто их не видел. И люди все сплошь были худые и лежали на земле, да?
– Мне показалось, что они мертвые.
– Это актеры, американцы. А в некоторых случаях – куклы, манекены. Те, которые больше всего похожи на мертвых.
Его приятель задувает свечу.
– Я ложусь спать.
На Лору он не обращает внимания. Парень с одной рукой подмигивает ей в темноте. У него в зубах тлеет сигарета, ее огонек освещает Лорину щеку. Она закрывает окно и идет обратно по коридору. Открывает дверь тамбура, и от скрежета колес закладывает уши.
* * *
Они просыпаются оттого, что поезд стоит. Солдаты открывают двери, барабанят в окна, приказывают всем выйти и ждать на платформе. Томас подхватывает узлы, снимает Юри с подножки. На станции темно, все огромное здание освещается лишь несколькими тусклыми лампами. Внутри шумно. Детский плач, крики, хлопанье вагонных дверей. У стен толкутся сердитые мужчины. От них неприятно пахнет.
Читать дальше